Проводы на тот свет

Яков Михайлович Свердлин извинился перед Алексеем и шефом, объяснил, что ненадолго вынужден покинуть их. Он подошел к «случайным» посетителям, которым уже принесли графинчик и скудную закуску, вежливо попросил покинуть ресторан. Те возмущенно задергались. Яков Михайлович подозвал официанта, сказал:

— Уберите это, — он ткнул пальцем в графинчик и тарелки. — Господа передумали и покидают ваш замечательный ресторан.

Рядом со Свердлиным уже стояли оба его секьюрити, демонстративно упрятав правые руки под пиджаки.

Пришлые торопливо встали — парни проводили их к выходу.

— Там ещё двое моих в машине. Так что придется этим брать ноги в руки, — довольно улыбнулся Юрась.

— Силен, — с искренним восхищением сказал Алексей.

— Опыт — великое дело. Береженого Бог бережет. Но считай, что ты уже под ударом. Сейчас вернется Яков Михайлович, и я отдам кое-какие распоряжения. А ты не удивляйся, молчи и делай непроницаемую физиономию. Не только для тебя стараюсь…

Свердлин молчаливо занял свое место за столом. Юрась подождал, пока он аккуратно опрокинет стопочку, и сказал:

— Яков, есть просьбы, считай, поручения. Зачисли Алексея Георгиевича в нашу охранную фирму, допустим твоим заместителем. Дай полковнику с улицы Щепкина триста баксов и получи для Алексея Георгиевича лицензию на право хранения и ношения «макарки» номер такой-то. Выдай ему пистолет с чистенькой, как у младенца, биографией. Дальше… Когда бы ни позвонил Алексей Георгиевич, выделяй ему пять бойцов или сколько нужно. И, последнее пока… Твои люди должны распустить слухи, что господин Костров, бывший следователь и ныне журналист — мой будущий родственник. Скажем, зять… Пусть попробуют сунуться к родственнику Юрася, — злорадно завершил Андрей Иванович свои «поручения».

Заметив, как изумился Алексей, почти весело добавил:

— Таська девка красивая и умненькая. И в тебя влюбилась от макушки до пяток. Все упрашивает пригласить тебя в гости.

— Ну скажешь, Андрей Иванович! — растерялся Алексей.

— А чего? Ты, Алексей Георгиевич, мужик серьезный, мне такой и нужен… в зятья. А то, что после моих именин Виолетта Петровна увезла тебя к себе на дачу — это не грех, а маленький, маленький грешок. Ты хоть знаешь её фамилию?

— Не успел поинтересоваться, — вроде бы легкомысленно ответил Костров, не совсем понимая, к чему задал такой странный вопрос Юрась.

— Рекомендую — госпожа Благасова…

— Кто? Жена уцелевшего после расстрела в «Вечности» похоронщика-фирмача? — изумленно воскликнул Алексей. И в памяти всплыл странный интерьер рабочего кабинета мужа Виолетты Петровны: не кабинет, домашний музей печальных обрядов разных времен и народов.

— Она, дорогой Алексей Георгиевич. Ну, да Бог с ней, вроде тебя не сильно она зацепила. Переспал, схватил кайф, и прощай, прощай, мне ничего не надо… Бывает.

Андрей Иванович вроде бы шутил, но всматривался в Алексея цепким, изучающим взглядом.

Алексей мог бы сказать Юрасю, что продолжения у бурной ночи на даче не последовало, Виолетта Петровна несколько раз звонила, но он инстинктивно Отстранился от нее, хотя видимых для этого причин не было. Она обиделась, в последнем телефонном разговоре гордо заявила, что ни к кому не привыкла набиваться со своей любовью, а совсем наоборот… Ничего этого Алексей не стал говорить, это были дела сугубо личные.

Юрась заметил, что Алексей всматривается в него, напряженно размышляет над услышанным, и тут же мгновенно сменил свой цепкий взгляд на понимающий.

— Да и кто из нас, настоящих мужиков, откажется от сладкой клубнички в изящной упаковке?

Юрась явно считал себя настоящим мужиком. Да он и был таким. Высокий, крепкий даже на первый, внешний взгляд, он источал силу, уверенность в себе. Костюм, сшитый по заказу, отлично сидел на нем, галстук был завязан модным свободным узлом, манжеты белоснежной сорочки узенькими полосочками выглядывали из-под рукавов пиджака. И никаких колец, перстней и цепей — деловому человеку, занимающему прочное положение в этом мире, они были ни к чему. Голова его уже начала седеть, и у этой седины, как заморозки побившей густую шевелюру, был свой шарм. Вот только кожа на лице была грубой «выделки» — сероватого цвета, обветренная, даже на взгляд твердая. Зоны, где морозы и вьюги, ветры и зной, лесоповал и гранитные карьеры, наложили на неё свой отпечаток, который не могли изменить, облагородить никакие лосьоны и кремы, никакая сытая жизнь.

— Проехали, Андрей Иванович, — сказал Алексей. Не хватало еще, чтобы кто-то копался в его личных делах. Слава Богу, что Юрасю, судя по всему, неизвестно о том, что случилось у него с Ольгой. Юная леди не проболталась своим старшим подружкам — Алевтине и Виолетте. И с младшей — Таисией — не поделилась впечатлениями о том, как чудесным образом перелетела из разряда барышень в женское сословие.

— Проехали так проехали…

Андрей Иванович наполнил рюмки и предложил выпить без тоста: что говорить, если и так все понятно.

Яков Михайлович вежливо поднял свою рюмку и тут же поставил на стол. Объяснил:

— Я — на работе.

Его «обормоты» за соседним столиком с отвращением тоже пили только кока-колу.