Проводы на тот свет

— Все. Свободен, Марат Васильевич. Не знаю, что я и делал бы без тебя. Будешь проходить через приемную, скажи, чтобы Марина зашла. Увидимся завтра.

Зашла Марина, и Благасов распорядился:

— Загрузи в багажник что выпить и закусить и езжай на кладбище. Накроешь столик для меня и тебя в ротонде. Посидим вдвоем, а то что-то в последнее время я забросил тебя.

— Дела, — с пониманием пожала плечиками Марина. — У вас много обязанностей — вы хозяин крупного дела. А я… Я всегда в вашем полном распоряжении.

— Вот и лады-ладушки…

Марина возбужденно выскочила из кабинета. Она, конечно, знала, что Игорь Владимирович бывает на кладбище в том числе и в неурочное время, но что он там делает? Она помнила, как они ездили ужинать с этим журналистом Костровым, хорошим парнем, жаль что ему пришлось подбросить снотворное. И цель там была понятная — заставить его перестать вынюхивать, почувствовать себя нажравшимся придурком. Жаль, Алевтина его тогда утащила. А может и хорошо, чтобы она с ним, отключившимся, делала? А зачем Игорь Владимирович намылился на кладбище сегодня? Впрочем, чего гадать, скоро она все узнает…

Марина по пути на кладбище заехала в супермаркет, похватала продуктов и напитков, вкусы шефа хорошо знала. Она отпустила машину — Игоря Владимировича привезут, машина его будет стоять у ворот — они уедут вместе. В ротонде накрыла столик и стала ждать…

Благасов приехал, когда уже стемнело. Он шел не по центральной аллее, а по узеньким дорожкам между оградами могил, здоровался, словно со старыми знакомыми:

— Здравствуйте, Юрий Вячеславович! У вас, вижу, все хорошо, могилка ухожена, свежие цветы…

Юрий Вячеславович был заслуженным человеком, ветераном, полковником. Его хоронили под троекратный залп молодых солдат, пришло много людей — родственников и знакомых.

— Добрый вечер, Любаша — красавица ты наша…

Любаше было всего восемнадцать, она «работала» на Тверской, её зарезали на разборке, воткнули нож в спину. На похоронах было много девчонок, они и хоронили её в складчину — какие заработки у «ночной бабочки»? Любаша лежала в гробу красивой и молодой, ночная жизнь Тверской не успела испортить её лицо.

— И вы здравствуйте, Пелагея Степановна, рад за вас, что вы обрели покой…

Пелагею Степановну, пожилую женщину, забил молотком её муж-алкоголик, когда отказалась отдать ему на бутылку пенсию.

Игорь Владимирович с удовлетворением отметил, что на некоторых, относительно свежих, могилках появились скромные памятники и оградки. Родственники ждали, пока осядет земелька, и лишь после этого обустраивали родные могилки всерьез и надолго.

Возле некоторых могил были яичная скорлупа, обрывки оберточной бумаги, полиэтиленовые пакеты, бутылки. «Скоты, — бормотал Игорь Владимирович, — даже на кладбище свинячат». Он не понимал, как можно так безобразно относиться к мертвым, к кладбищам. Ведь говорил же его любимый Константин Симонов, что на погостах как будто «вся Россия сошлась». Да и Бог… Он все видит и все знает и по отношению к мертвым судит о пока ещё живых. Его тихие ангелы бесшумно пролетают над кладбищами, смотрят, что на них происходит, как ведут себя живые и мертвые. Они не могут вмешиваться в земную жизнь, однако же сообщают о ней тем, кто обладает высшим правом судить.

Просветленный и умиротворенный Игорь Владимирович приблизился к ротонде, одобрительно взглянул на обильный стол.

— Я зажгу свет? — спросила Марина.

— Не надо. Темнота благодатна, в ней тишина и успокоение. Не тьма, а именно темнота.

Марина зябко поежилась, передернула плечиками: шеф у неё явно с приветом. Слава Богу, хоть платит хорошо.

На дальнем горизонте повисла круглая луна. Кажется, известный советский писатель и лауреат Тихон Семушкин сравнил её со старой, бледной и завистливой женой. Он был прав, ибо если ничто не ново под луной, то и зла под нею вершится достаточно. При ярком солнце не смеют, а под Луной очень и очень наглеют всякие темные силы.

Мысли Игоря Владимировича путались, рвались, он чувствовал легкий озноб — предвестник смятения души. Внезапно Марина вцепилась в его руку, испуганно прошептала:

— Смотрите! Кто это?

При свете луны они увидели странную процессию: четыре парня несли на плечах гроб, ещё двое шли рядом с лопатами. Они шли в полном молчании к дальнему углу кладбища, который они, Благасов и Волчихин, отдали братве Мамая.

— Молчи, Марина, и не шевелись…

Братва принесла закопать, схоронить своего сотоварища, а, может, и жертву. Кладбище — клад… кладовая… Никто ещё не придумал схоронов лучше, чем могилы. На новый холмик завтра, при свете дня, никто не обратит внимания. Возможно, только кладбищенские смотрители заметят, но они приучены молчать, да и, наверняка, получили свое, раз пропустили через ворота. Много тайн хранят кладбища и некоторые из них живые никогда не узнают.

Благасов налил себе и Марине. Девушка, напуганная шествием, выпила одним махом до дна. Они закусили, и Благасов сказал:

— Пока не шуми. Дождемся, когда пойдут обратно.