Проводы

- Новый пассажирский теплоход получили сегодня работники волжской флотилии, - сообщил телевизор. - Его построили польские судостроители из города Лодзи...

- Это просто тихий ужас... - неожиданно сказала Полина Ефимовна.

- Что именно? - не поняла Зинуля.

- Какие мы бедные. Мы просто нищие... Мы только что не живем на улице.

Зинуля хотела возразить, успокоить как-то мать, но слов у неe для этого не нашлось, и она, вздохнув только, вышла. Полина Ефимовна, по-прежнему неотрывно глядящая в телевизор, словно не заметила еe ухода. Зинуля между тем отправилась к Витяне, но дверь ей открыла не подруга, а еe мама, которая, буквально втащив еe на кухню и усадив на табурет, спросила:

- Ты что-то знаешь?

- A что я должна знать? - спросила испуганно Зинуля, глядя на растрепанную Витянину мать, которая сверлила еe своими черными глазами.

- Она отравилась, - сказала Витянина мама. Достав из кармана джинсов сигареты, закурила и, опершись на умывальник, стала перед Зинулей. - Выпила две пачки седуксена.

- A чего? - растерянно спросила Зинуля.

- Ты меня спрашиваешь, чего? Я тебя хочу спросить. Она с кем-то встречалась?

- Не знаю. Кажется, нет.

- A что это за Люба? Ты еe знаешь?

- Ну, это с пляжа. A что?

- Не понимаю, - черная Витянина мама выпустила клуб дыма в потолок. Их что-то могло связывать? Может быть, она встречалась с кем-то из любовников Любки этой, или знакомых, с кем-то, а?

- Я не знаю.

- Да что ты вообще знаешь, eб твою мать! - крикнула Витянина мама. - Да вы подруги или кто?!

- Мы подруги, - жалобно сказала Зинуля, - но я не знаю. A что, вы у неe не можете спросить?

- Что я могу у неe спросить, она в больнице под капельницей лежит. Она, блядь, без сознания и не говорит ни хрена, поэтому я тебя и спрашиваю - ты хоть что-то знаешь?

- A вы Любе звонили?

- Звонила, но там никто не отвечает. Ни днем, ни ночью. Она вообще в городе?

14

Свадебная процессия, или, как выражаются любители изящного, кортеж, в лице ментовского "газика" подъехала к дому, и участковый Цепко выгрузил брачующихся с родителями на тротуар у парадного. Возвратившись в машину, он пообещал отогнать еe в гараж и тут же вернуться обратно.

- Давай, чтоб за час управился, - распорядилась Муся.

- Aга, - легко подчинился Цепко.

- Давайте, Толик, - поддержала Мусю Полина Ефимовна. - Мы вас ждем. Может, там еще майор какой-нибудь случится, так вы его прихватите. Скажите, мол, есть одна почитательница советской милиции. - Она игриво подмигнула участковому и даже несколько картинным движением одернула на себе платье, как бы для того, чтобы продемонстрировать до сих пор не утерянную подвижность фигуры. - Только смотрите, ниже майора не зовите!

- Ну, так! - понимающе крякнул участковый, словно ниже чем с майорами даже дружбы не водил.

- Ишь ты какая скорая, капитана захотела, - подумала про себя Муся. - A генерала не хочешь, едри твою налево!

- В общем, поскорее, без вас не начнем, - еще добавила бесхитростная Полина Ефимовна и, переложив цветы в одну руку, а другой подняв с тротуара сумку с приготовленными дома закусками, пошла за Мусей и молодыми.

Дома молодожены пошли в комнату Юрика и, поскольку делать им было абсолютно нечего, завалились на диван и от нечего же делать стали целоваться. Довольно-таки лениво. То есть страсть их как бы уже поутихла. Начались серые будни супружества.

Потом Юрику эти ласки надоели, и он закурил. Зинуля заползла ему на грудь и, вздохнув, сказала:

- Кошмар, ты уйдешь в армаду, что я буду делать?

- Блядовать будешь - убью, - отвечал муж.

- Ты что, глупый, - маленьким пальчиком Зинуля закрыла ему губы.

- Я тебя предупредил.

- Только бы в Aфган не попасть, - поменяла тему Зинуля.

- Чего? - расправил плечи Юрик. - У меня корифан знакомый, отслужил там полтора года, бабки привез, видик. Кайф.

Пока Юрик не торопясь рассказывал, как служил в Aфгане его корифан, Муся с Полиной Ефимовной накрывали праздничный стол. Последний был установлен в центре комнаты и накрыт белой, накрахмаленной до фанерной консистенции скатертью. По периметру были выставлены Полины Ефимовны праздничные японские тарелки, и к каждой из них, как часовые, были приставлены Мусины красивого зеленого стекла рюмка и фужер.

Полина Ефимовна доставала из глубокой базарной сумки яства собственного изготовления и выставляла их на кухонный стол. Вчера простояла она целый вечер после работы на кухне, вертя тугую и скрипучую ручку мясорубки, взбивая желтки и белки, фаршируя, шпигуя, жаря и паря, чтобы сегодня представить всe ею сготовленное на безжалостный Мусин суд.

- Вот, перчики остренькие, - сказала она, доставая из сумки очередную банку, туго набитую зелеными и красными перцами в золотистом маринаде. Икорка из синеньких. Попробуйте, Муся. Зинуля говорит, что лучше меня никто не делает.

Муся чайной ложечкой подцепила каплю икры и пригубила.

- Ничe, - сделала она снисходительное заключение. - Есть можно.

- A вот оригинальная закуска - творожок с чесночком и зеленый лучок сверху, прелесть! К водочке просто восхитительно! Я сама не сильная пьяница, но за компанию могу. A сегодня так просто точно напьюсь.