Провокатор

Страшен вчерашний раб, он всех хочет сделать рабами. От наших героических дедов и прадедов нам достались дутые мифы, страхи перед государственным молохом и генетическое вырождение. Мы - нация пассивных вырожденцев, у которых навсегда отбито даже чувство самосохранения. Никто не хочет заниматься грязной работой: воспитывать в себе себя. Проще быть как все. Как сказал рабочий Иванов в кепке:

- Массовидность тег'г'ог'а - это есть наилучший выход в нашем нынешнем аг'хисложном положении.

И он прав, гражданин в кепке: самая неблагодарная, самая тяжелая, отчаянная работа - это работа с человеческим материалом, впрочем, горючим и податливым.

- Чем большее число пг'едставителей г'еакционного духовенства и г'еакционной буг'жуазии удастся г'асстг'елять, тем лучше.

Но ошибся г. в кепке: как ни старался успокоить долготерпеливую душу великой нации, ан нет - не получилось. Почему? Потому что есть мы. Мы? Это те, кто тоже не гнушается грязной, неблагодарной, отчаянной работы с людьми и своими героями. Увы, звучит высокопарно, блядь, но это так.

На командном пункте штаба Н-ского военного округа атмосфера была предгрозовая. Генерал Мрачев мрачнее тучи слушал донесение по телефону, потом бросил трубку, прошелся вдоль стола, за которым сидели генералы различных родов войск; те молча следили за передвижениями вышестоящего чина. Наконец Мрачев процедил сквозь зубы:

- Поздравляю. Вертолет подбит, понимаешь...

- Он что? Уже и летает? - искренне изумился Артиллерист.

- Кто? - не понял Мрачев.

- Ну, этот... 34... ТЫ.

Генералы фыркнули, Мрачев выразительно посмотрел на пунцовую лысину "пушкаря":

- Да, и летает, и плавает, и в огне не горит, а мы ползаем, как... И не нашел слов, чтобы выразить отношение к "труду и обороне" подчиненных войск. - Потеряли, мать его так! А до Москвы полсуток ходу.

- А если он не на столицу? - предположил Связист.

- Понял, - сдержанно ответил Генерал. - Во Владивосток, но все равно через белокаменную. Что будем делать?

Поднялся с места интеллигентный генерал Ракетных войск, поправил очки:

- Разрешите... Как известно, Москва дала добро на применение всех средств поражения.

- Да, - признался Мрачев. - Дала добро.

- Предлагаю обнаружить Объект и обработать "Градом".

- А лучше сразу атомной бомбой, - устало проговорил генерал ВДВ.

- Приказ есть приказ, - сказал Ракетчик. - Его надо выполнять.

Генерал Мрачев шумно вздохнул и спросил:

- Сынок, дед твой живой?

- Нет, умер... лет пять как, - удивился Ракетчик. - А какое это имеет отношение?

- Никакого, - ответил Генерал. - Только повезло твоему деду, генерал.

Возникла напряженная пауза. Ракетчик обвел взглядом своих боевых товарищей, почему-то снял очки и проговорил:

- А я любил своего деда... - И поправился: - И люблю.

Лучи летнего салатного солнца скользили по кремлевским куполам. По Александровскому парку гуляли беспечные москвичи и гости столицы. Смеялись дети с воздушными шариками. К Вечному огню торопились молодые брачащиеся. Фотографы запечатлевали на века всех желающих.

А в Кремль друг за другом спешили правительственные лимузины. На территории, окруженной кирпичным бастионом, чувствовалась атмосфера легкого панического настроения, переходящего в стойкий синдром безвластия.

В кабинете штаба Н-ского военного округа в одиночестве находился генерал Мрачев. Перед ним лежала карта Российской Федерации, над которой он крепко задумался. Появился вышколенный и скрипящий новыми кожаными сапогами молоденький адъютант:

- Директор завода Лаптев.

- Что? - вскинулся Генерал, помял лицо руками. - Директор?.. Я его не вызывал...

- Желает что-то сообщить... экстраординарное... Очень нервный, товарищ генерал... - улыбнулся адъютант. - Все поджилки трясутся.

- О Господи, у меня тоже трясутся! - вскричал Мрачев. - Надеюсь, у него второй Т-34 не выискался?

Однажды я и Саша Хван, тоже замечательный, скажу сдержанно, режиссер, пили. Когда пьют режиссеры, музы молчат. Мы пили и говорили на вечные темы.

- Ты з-з-замечательный режиссер, - говорил я. - Я горжусь тобой, как переходящим знаменем нашей с-с-страны!..

- С-с-страны нет, - отвечал на это утонченный Хван. - Но мы есть. Ты тоже з-з-замечательный... как человек!..

- А как режиссер? - насторожился я.

- Ты первый после меня.

- Не-е-ет, - не согласился я. - Ты первый после меня.

- А ты меня уважаешь? - последовал закономерный вопрос.

- У-у-уважаю.

- П-п-почему я первый?.. Сейчас скажу. Где мои очки?

- Очки?.. Они, кажется, на тебе. - Я протянул руку. - Очки на месте, Саша.

- А п-п-почему я тебя не вижу?

- Глаза закрыты. Я тебя вижу. Ты на месте.

- Точно. Страны нет, а мы есть. Интересно.

- Ты отвлекаешься, - заметил я. - Кто из нас первый, я не понял?

- А-а-а, - вспомнил Хван. - Я был в Америке. Ты знаешь?

- Знаю. Ты купил подвенечное платье за двести долларов.

- За сто девяносто девять!

- Да, - задумался я. - А к-к-какая связь?

- Связь? Между чем и кем?

- Между платьем и тобой, самым первым?..

- Да-да-да... - вспоминал. И вспомнил: - Я был в Америке. Америка страна контрастов, это ты знаешь. Там небоскребы, дороги, бары, автомобили, негры черные, полицейские белые...