Провокатор

- Ничего не знаю... Я ничего не хочу знать! - Роется по-собачьи в бумаге.

- Кто тебя научил ходить так тихо?

- Официант научил... Я на официанта учился, пока меня...

- Никогда ничему не учись у официантов... Ничему! Мой совет.

- Теперь меня... Как же я?.. Я же старался...

- Эх ты, раковая клетка! - М. протягивает ему листок.

- А-а-а! Нашли! Слава тебе, Господи!.. Спасибо-спасибо! - Пытается поцеловать руку режиссеру.

- Ты что? Пшел вон!

- А не подпишете?

- Вон!

- Лучше подпишите... - Молодой человек испуганно осматривается. - А то вас... вас...

- Во-о-он!!!

Можно было только посочувствовать Цаве - он не понимал ни меня, ни О. Александрову. Впрочем, мы с ней сами толком не знали, чего хотим.

- Зачем вам все это? - вопрошал наш друг.

- Цава, должны же в мире существовать какие-то законы? - удивлялась жена.

- Он вам, как я понял, ни сват ни брат?

- Цава, не будь казенным, - просил я.

- Тогда говорите: что вы от меня хотите?

- Ему надо как-то помочь.

- Как?

- Я бы могла статью написать. На морально-нравственную тему, высказалась О. Александрова.

- А если он виноват и суд прав? - спрашивал Цава. - Ты прости, Александров, но человек ты эмоциональный, я бы даже сказал, нервный, впечатлительный...

- Речь не обо мне!

- Надо с ним встретиться, - предложила жена.

- Родная, кто тебя допустит? - всплеснул руками Цава. - Насколько мне известно, смертники изолируются до своей последней смертной секунды...

- Какой ужас, - лепетала жена. - Я его видела... он... не мог... Он этих двоих... справедливо...

- Если бы каждый так поступал, как он? Что было бы? - поинтересовался мой приятель.

- Мир стал бы лучше, - ответил я гордо.

- Да?

- Да!

- А я вот что-то сомневаюсь.

- А я - нет!

- Во-о-о-н! - страшно заорал М. и наступал на тень. - Во-о-о-н, чтобы духу!..

Пятясь, молодой человек столкнулся с Зинаидой. Она испугалась спазмы душат ее. М. бросается к ней:

- Зиночка? Зина? Не бойся, не бойся! Дыши-дыши!..

- Боже мой, чего они от тебя хотят?

- Ничего уже не хотят! Дыши глубже.

- Какие-то вокруг люди. Они странные. У них нет лиц. Они в сапогах, эти люди. И у этих сапог запах дегтя!..

- Зинаида! - М. держит родные руки у сердца. - Это рабочие сцены.

- Надо бежать... Бежать!.. Туда, где нет этого запаха... И еще они рубят... Слышишь стук?

- Это мое сердце.

- Нет-нет, они рубят людей.

- Прекрати... Я сам приказал... чтобы декорации к черту!..

- Потом они будут рубить тебя! Я не хочу этого!!! Не хочу!

- Зинаида! Прекрати! Истерику!

- Они отрубят тебе пальцы, чтобы ты не смог написать мне письмо... Я буду ждать письмо, а тебе отрубят пальцы... И ты не сможешь написать письмо... А я буду ждать письмо!

- Так!!! - взрывается он в крике, в вопле, в оре. - Хватит! Мы будем работать! Сейчас же! Немедленно! Мы будем работать!!!

- Нет! Я не хочу. Я устала. Я боюсь. - Зинаида отступает. - Нас обманули. Как детей. Разве можно обманывать детей?

- Мы будем работать! Дайте тишину!.. Мы начинаем...

- Нет, я не хочу!

- Я сказал!

- Нет! - кричит в ужасе Зинаида. - Нет!.. Я тебя ненавижу! Ты - шут! Придворный шут!.. Как ты можешь работать, когда... Тсс! Тишина... Ты слышишь, какая тишина... Нет, шуршат, шуршат... - Шепчет безумно: Шурш-шурш-шурш... это мыши... мышшшши! Как их много... их полчище!.. их миллионы!..

- Зинаида! Это бумага... бумага... бумага! - М. напуган ее состоянием.

- Нет, это мыши... Разве ты не видишь? Странно, что ты...

- Зиночка!

- Они меня... не надо! Не надо!.. Мне больно! - Зинаида отступает, отступает, отступает.

М. в прыжке настигает ее, бьет наотмашь по лицу; пинает ногой страницы:

- Это бумага!.. И мы будем работать с тобой.

- Нет-нет!

- Будем! - И снова жестокая пощечина.

- Не-е-ет!

- Да! - И вновь удар по лицу.

- Я не могу!!!

- Можешь! Потому что! Ты моя! Ты - актриса!.. И ты будешь играть! Будешь! - Тащит Зинаиду к качелям. - Ну, вспомни? Какая ты была! Вспомни! Черт возьми!.. Вспоминай!!!

у входной двери Кулешов столкнулся с Сусанной. Случайная встреча? Постаревшая соседка пахла декабрьским морозцем, снегом и похотью. Сусанна искренне обрадовалась:

- Шурик, ты, говорят, мастер, а у меня в комнате трубы текут.

- Да мне сейчас... - начал было мямлить растерявшийся юноша.

- Ничего-ничего, ты только посмотри! - И затолкнула Кулешова в свою девичью обитель.

- А трубы-то где? - открывал свой чемоданчик слесарь.

- За кроватью, - отвечала соседка, включая телевизор. - Тебе помочь?

- Не надо, - пробурчал Кулешов и принялся осторожно сдвигать мебель, припоминая в смутных очертаниях конфуз, некогда приключившийся с ним именно под этим двухместным лежбищем любви.

Потом минуту-другую бряцал разводным ключом о трубу.

Потом...

- Ну, что там такое?

Кулешов почувствовал у шеи теплое дыхание женщины, она упала ничком на кровать и теперь заглядывала на его работу.

- Минутное дело, - отвечал юноша. - Резьба ослабла.

- Резьба! - хмыкнула Сусанна, и Кулешов от ее грудного, многообещающего голоса почувствовал сгусток крови в голове.

Между тем телевизор в углу начал передавать торжественную встречу в Кремле: