Провокатор

- Отвечаю! Он из воды - что? Только уксус. А я? Из табурета? А? взбалтывает бутылку. - Корм для души...

- Люблю тебя, душеньку! - визжит от удовольствия жизни Любаша. Ой! - И делает неожиданный грациозный книксен. - З-з-здрасьте!

- Ты чего, Любка? - удивляется Ванюша.

- Добрый всем день, - кашляет сухопарый и худощавый человек, уморенный химическими опытами. Он уже не молод, но и не стар. В его страдательном обличье некое колдовское притяжение. Такие люди способны пойти на костер за свои научные убеждения, как это уже случилось однажды в истории человечества.

- А-а-а, это ты, Менделей, - оглядывается сменщик и поднимает бутылку над головой. - Окропишь святую душу?

- Я ж не употребляю, Иван.

- Брезгуешь, значит? - Выпивоха пытается встать на ноги. - Не уважае-е-ешь!

- Ванечка! - беспокоится Любаша.

- Цыц, баба! Когда звезда со звездой...ой! - И кувырком летит с крыльца. И так, что звезды из глаз. И так, что бутылка, летя в свободном полете, наконец находит свой бесславный конец, влепившись в металлический брус.

Вопль отчаяния и душевной боли из поверженного судьбой человека. Вопль угасает в бескрайней степи. И тишина, лишь музыкальный треск кузнечиков.

Врачи рекомендовали Альке черешню, и вместе с ней я тоже лопал черешню, и мы с А. плевались друг в дружку черешневыми косточками, и это нас веселило. Потом Алька умерла, я же остался и теперь плюю косточки черешни, записываю всевозможные мысли и размышления на клочках бумаги и в тетрадку, а тот, кто со мной рядом, давясь ягодой, теребит меня:

- Вождя? Какого вождя?

На это я отвечал, что у него, неряшливого, будет или дизентерия, или несварение желудка.

Не поверил, и зря. На следующий день престолонаследник сидел на унитазном лепестке и страдал, отягощенный неожиданной хворью, жаловался:

- Аида отвергла. Окончательно.

- Почему?

- Животом маюсь.

- Ты ж меня не слушаешь, засранец!

- Буду слушать.

- И что же?

- Автомобиль подарю, если вернешь... невесту...

- Невесту?

- Да, я решил жениться... - Потупил взор. - Сходи к ней, пожалуйста. Вот адрес. - И черкнул закорючки на бумажном клочке. - Скажи, что я ее люблю всеми... как это... фибрами...

- Скажу, - пообещал.

И пока геморроидальный Бо, подобно политическому деятелю эпохи распада, сосредоточивался на внутренних проблемах, я отправился к его любимой невесте.

Как говорится, через страдания - к познанию мира и себя.

Невеста была омерзительна, у нее были такие кривые ноги, что возникало впечатление, что она родилась и жила на лошади. Более того, Аида имела такую растительность, что казалось - имеешь дело с дикой гориллой. Мало того - впихивала мою же голову к себе в пах и ласково урчала:

- Ну, еще... еще... еще... О-о-о, какое щастя!

Из журнальной просветительской публикации я как-то узнал: жена, любя мужа своего, решила внести в их сношения новую интимную ласку. Так супруг, дикарь, возмутился и наорал на женщину, мол, кто тебя, постельная террористка, такому эротическому безобразию научил, и энерговооруженным половым органом, как дубинкой, по ланитам... по ланитам...

Я все это к тому, что нельзя сделать счастливым того, кто сам этого не хочет.

- Простите, вы сказали: счастье? - слышу недоуменные голоса.

- Нет, - отвечаю, - я сказал: щастье!

Дело в том, что когда я слушаю политико-массовую бредятину очередных вербовщиков в туманное, но светлое и счастливое далёко, у меня возникает впечатление, что я вместе с малотребовательным народонаселением являюсь заложником душного бесконечного туннеля, похожего на уже изрядно отработанный кондом с вязкой, мутной и пустой спермой.

Скоростное шоссе, по нему мчат автомобили. Жаркое солнце бьет в лобовое стекло. В комфортабельном салоне лимузина двое: Ник и Николь, красноречиво молчащие. Красотка в джинсовом костюмчике независимо поглядывает на мелькающие изумрудные поля и такие же перелески. Молодой человек невольно косится на ее прелестные ножки.

- Русские в таких случаях говорят: на чужой каравай - варежку не разевай, - хмыкает его спутница.

Лимузин опасно виляет на трассе. Водитель, чертыхнувшись, желает достойно ответить, да только обиженно поджимает губы, устремляя взгляд к линии горизонта.

Убаюкивающий шелест шин, необратимо склоняющийся солнечный диск, мелькающие малахитовые лесочки... Хорошо!..

А на Посту происходят следующие события: огорченный жизнью Ваня оптимистично похрапывает на кушетке. Вокруг него хлопочет Любаша. Загоруйко закрывает на амбарный замок дверь каморки - там его самодельная химическая лаборатория:

- Я уж пойду, пожалуй.

- Пешком? - удивляется женщина.

- Не привыкать, - отмахивается ученый. - До Химзавода, а там автобусом.

- Бог в помощь!

- И вам его же! - покачивает головой. - Ох, Ваня-Ваня! Мир пропьет.

- Это как водится, - вздыхает Любаша. - Говорила ему, дураку: куда пить заразу в такую жарынь?

- Проспится, пусть загогулит в журнале, - делает витиеватое движение рукой в воздухе, - что принял дежурство.

- Да-да, конечно, - уверяет женщина. - Не волнуйтесь; я его, лихоимца...