Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время

Ничье предательство, если брать агентов по РСДРП, не оплачивалось еще так щедро. Бывшему члену социал-демократической фракции III Государственной думы, секретному сотруднику Петербургского охранного отделения В.Е.Шурканову платили, например, сначала 100 руб., потом 125[321]. Задним числом Белецкий признавался, что розыскные органы «скопидомничали», но в необходимости дифференцировать оплату услуг агентуры не сомневался. Чем же был столь ценен Малиновский — помимо или, вернее, с учетом его незаурядных способностей?

При переходе Малиновского в ведение департамента полиции Белецкий не потребовал от него привычных доносов на конкретных лиц. С этим справлялись сотрудники столичной охранки. Поэтому в петербургский период Малиновский «выдал» в прямом смысле этого слова меньшее число лиц, чем в Москве. Департамент полиции нуждался прежде всего в квалифицированной оценке политики РСДРП (примерно таков был в свое время и характер требований Герасимова к Азефу).

В одном из первых дневников агентурных сведений, полученных от «Икса» (от 18 декабря 1912 г.), содержалась информация сразу по нескольким направлениям: о составе бюро социал-демократической фракции (кроме председателя Чхеидзе, в бюро избрали Малиновского, Петровского и Скобелева); о готовившихся побегах с каторги; о предполагавшихся на время рождественских каникул поездках депутатов за границу: Бурьянова — к Плеханову в Сан-Ремо, Скобелева — к Троцкому в Вену, Малиновского, Петровского и Бадаева — в Краков к Ленину, после чего Малиновский хотел еще поехать на Капри к Горькому (об этом намерении Горький знал от Ленина и Крупской, но поездка почему-то не состоялась; чего ради хотел провокатор навестить писателя так и осталось неизвестным — возможно, чтобы познакомиться с его посетителями или заявить о себе как о представителе когорты рабочих лидеров, о появлении которых мечтал Горький).

Самое же важное для Белецкого заключалось в характеристике отношений внутри фракции: Малиновский сообщил, ссылаясь на письмо Ленина, что «можно бы 6 большевиков инспирировать, чтобы они своим поведением всю фракцию раскололи на больше-ников и меньшевиков», осторожно заметив, что это предложение Ленина могут в заседании за границей (то есть на Краковском совещании) провалить[322]. Прогноз, однако, не оправдался, Ленина Малиновский знал еще недостаточно.

Ценность именно этой информации вытекала из генерального замысла Белецкого, основанного, в свою очередь, на его представлениях о меньшевиках, большевиках и о Ленине, в частности, суть этого замысла Белецкий с большой обстоятельностью изложил в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии, заявив не без некоторого самодовольства, что «изучил всесторонне» лагерь своих политических противников, в результате чего пришел к выводу: большевики одни не имеют достаточных сил и средств для нанесения серьезного удара правительству, тогда как со стороны меньшевиков намечается «стремление путем уступок идти на реальное полное слияние с большевиками». Понимая, насколько опасна «такая соединенная и сплоченная сила», Белецкий решил не допустить слияния и для этого проникнуть «в сторону наименьшего сопротивления» — в руководство большевиков.

На Малиновского возлагалась, таким образом, более серьезная задача, чем «простой осведомительный розыск», — он должен был сделать Ленина горячим сторонником идеи раскола с меньшевиками по принципу «разделяй и властвуй». Об уровне понимания директором департамента полиции вождя большевиков свидетельствует такая непривычная по стандартам советской апологетики его оценка; Ленин «при своем большом уме, партийной убежденности, фанатической ненависти к самодержавному режиму, все-таки был догматик, больше знал австрийскую, чем русскую действительную жизнь и не имел в самом себе качества борца-руководителя»[323]. Похоже, что это мнение сложилось не без влияния Малиновского, который не только «проникся намерениями» Белецкого, но и подлаживался к его взглядам. Между тем даже сопровождавший Белецкого как тень «протоколист» Виссарионов отдавал себе отчет в том, что раскол фракции произошел не только потому, что этого захотели в департаменте полиции, — он «как бы сам собой возник», хотя, подтверждал далее Виссарионов, «рознь» между депутатами, принадлежавшими к разным фракциям РСДРП, «признавалась [охранкой] допустимой и полезной»[324].