Провокация

— Из уважения к твоей вере, отрекшийся от братства со мной слепец, я откроюсь. Я — Непокоренный. Да-да, представь себе — мы, Непокоренные, еще живы. Живее всех живых. С моим чипом все в порядке, я бы прошел идентификацию и здесь, и в этом отделении, и пошел себе дальше своей дорогой выполнять свою миссию, но, едва переступив порог этого отделения, я понял — не получится мирно уйти. Тому виной ты, берсерк. Погибли полицейские, и я, увы, понадоблюсь служебному расследованию в качестве формального свидетеля финала кровавой драмы. А сие означает, что меня ждет отнюдь не формальное тестирование по обычным стандартам, а особое, которое попутно выявит и мою скрытую суть. Мне нельзя попадать под ПРИСТАЛЬНОЕ «око» следствия. Нам придется с тобой сразиться, брат берсерк. Существа той же, что и ты, природы, убили когда-то моего деда. Внук подготовлен лучше, посмотрим, сумеешь ли ты...

Он прыгнул. Он повернул голову, дабы лучше видеть меня здоровым глазом. Его рука со смердящим порезом болталась плетью. Он прыгнул, оттолкнувшись носком и прижав колено толчковой ноги к груди, выставив каблук тараном. Он прыгнул правильно — вперед и совсем немного вверх.

А я по-прежнему стою с опущенными руками. Ноги на ширине плеч, мышцы, естественно, расслаблены. Каждого можно научить обманывать собственные рефлексы и глушить инстинкты, оставаться спокойным и внешне, и внутренне, осознавая угрозу жизни. Каждый так сможет, если учителя опытные и полностью им доверяешь. Меня учили наслаждаться покоем перед схваткой. Опасности следует избегать, убегать, бежать от нее, а ежели невозможно, то ей надобно отдаться всецело. Почти как в том анекдоте, похабном, но мудром, который учит расслабиться и получать кайф, ежели тебя насилуют.

Я — антиберсерк, можно и так выразиться. Его кайф — ярость, мое блаженство — отсутствие эмоций в бою. Он входит в состояние транса, и я тоже в трансе, но, скажем так, с противоположным знаком. Он — огонь, я — лед. Он — зверь, я — растение. Он в своем трансе не боится боли, но опасается смерти, а я в своем — опасаюсь страданий, нарушающих благость покоя, но не боюсь погибнуть, ибо небытие есть вершина безмятежности. Его девиз — вопреки; мой — благодаря. Он скажет: есть упоение в бою, а я возражу: успокоение.

Его прижатая к груди нога разогнулась — каблук метил мне в печень. Между тем я начал поворачиваться немного раньше, плавно уводя живот от очевидной атаки. Я был как бы за закрытой дверью, и дверь вроде как начала открываться совсем медленно, совсем незаметно, без скрипа, чтобы он не успел переориентировать атаку. Она, эта дверь, отворилась, распахнулась, то есть — я, плавно наращивая темп, повернулся, развернулся боком, и он промахнулся, его каблук пролетел мимо.

Каблук протаранил воздух, прыгун оттопырил локоть. Его локоть свернул бы мне челюсть, однако я намеренно потерял равновесие, прогнулся в поясе, отшатнулся, одновременно всплеснул руками, чтоб не упасть, и, заодно, зацепил его горло большим пальцем.

Мой большой палец крючком воткнулся ему в гортань. Крючок-палец, зацепившийся за его тело в полете, потянул меня, податливого, за собой, разворачивая лицом к спине прыгуна, и моя вторая рука описала дугу, естественную и гармоничную, и ребро моей ладони ударилось в основание его черепа. И все было кончено. Я сломал ему шею. Я прикончил берсерка во славу Сестры. Аминь.

Волею Сестры одолев берсерка, я занялся инсценировкой.

Лысый жердяй еще теплый, чип в его предплечье пока активен. В пухлую руку мертвеца я вложил бластер, перенес труп берсерка к лысому, куцым пальцем мертвого ублюдка надавил на пуск бластера, прожег большую дыру в трупе верующего берсерка, в шее, в горле, сквозную.

Нормальная инсталляция? Вполне. Типа, лысый, отбрасывая копыта, пришил убийцу своих дружков. Косточки расплавились, и хрена-два эксперты определят истинную причину гибели потомка убийц моего деда.

Придирчиво оглядев инсталляцию и удовлетворенно хмыкнув, я занялся «спящим» — ясен пень, в кавычках — ублюдком. Нагнулся к нему, пристроился, поднял эту лояльную сволочь, взвалил на плечо и понес к выходу.

Прежде чем выйти во двор, задержался в помещении для дежурного, внимательно изучил крупномасштабную карту близлежащей местности, что висела на стене над монитором.

Ублюдок засек меня у самой околицы Н.П. Оттуда были видны только крыши, людей я не приметил, следовательно, и местные жители не видели, как пилигрим садится в джип с тонированными стеклами. Свидетелей моего появления нет. Последний лежит на плече.

С неудобной, полуживой ношей выхожу во двор отделения. Верное слово — «отделение», точнее не скажешь, ибо оно отделено от остального мира высоким забором. Двор глухой. И немой. Во дворе тихо и хорошо.