Провокация седьмого уровня

При слове «коровы» в мозге Фомича щёлкнул триггер, и скотник плавно переместился в иную реальность, в такое состояние, где нет времени, нет прекрасных дам, где существует только одна цель: обиходить коров. Коровы не должны страдать, ибо они скоты бессловесные, но чтобы процесс шёл правильно, периодически надо прикладываться к напитку богов, разлитому в пластиковые бутылки и заныканные в разных укромных уголках фермы. Адепты учения дзен, глубокомысленно назвали бы состояние, в которое вошёл Фомич состоянием сатори, то есть на животновода снизошла благодать с получением им частички «разума Будды», а это не кот начхал. Тело скотника включило режим «безотказного автомата и железного трактора», а разум возвысился до чистого сознания, позволяющего слиться с подлинной природой вещей. Пьянющий до изумления скотник работал, как проклятый: открывал и закрывал ворота для трактора, разгружал мешки с солью, рассыпал под коров солому, раздавал фураж тёлкам и коровкам. Он на автомате наполнял кормушки водой, дробил слежавшуюся соль, был, что называется на все руки от скуки. Зачем на ферме кормораздатчик, если есть Фомич? Кормораздатчик железный — он может сломаться, а с Фомичём ничего не сделается, потому, как уже сделалось. Лопата здорово стимулирует мыслительный процесс, но не в случае Фомича. Превратившись в робота, алкозависимый скотник, совершенно не замечал странные и страшные дела, начавшие проходить на животноводческом предприятии. Потеряв счёт времени он, заодно, потерял все основные инстинкты и чувства, кроме направленных на каторжную работу. Он не удивился и не понял, что через двое суток запоя на предприятии как-то внезапно стало тихо. Обычно от животных исходит шум, а теперь они вели себя совершенно по-другому: они молчали. Только усиленно ели. Нормальный человек давно бы заметил, что коровы что-то стали много есть, ненормально много. Фомич, пребывая в своём собственном астрале, ничего такого не замечал: он только с некоторым удивлением периодически обнаруживал пустую кормушку, а раз кормушка пустая, то её следовало наполнить. То, что он уже много раз наполняет кормушки, Фомича не колыхало: пустая — наполним, коровки должны усиленно жрать, тогда из них получится отличная говядина. И никто не мог остановить ретивость скотника: живых людей на ферме не осталось, как и некоторых животных, кому не повезло правильно заразиться вредными спорами.

— Кушай сто одиннадцатая, кушай, — подкладывал своей любимице очередную порцию сена и силоса Фомич. — Лохматость у тебя что-то повысилась, к зиме, наверное. И полосатость на шкуре появилась. Твоя мамка, что, с зеброй согрешила? Кушай, а я немного догонюсь, если не возражаешь, типа остаканюсь.

Летом коров силосом не кормят, однако Фомич для своей любимицы находил остатки продукта. Часть остатков уже испортилась, а некоторая часть ещё могла пойти в корм. Почему бы и не скормить коровкам силос, учитывая их вдруг возросшую прожорливость. Спрашивать о рационе у начальства? А где оно? Что-то начальства не видно, наверно, оно забухало.

Фомичу по пьяной лавочке казалось, что корова его понимает и смотрит на него своими умными глазами, словно что-то определяя для себя. Но в её глазах таился ещё и свирепый зверь, заставляющий отводить глаза от её пристального взгляда. Корова говорить не могла, а то бы животновод услышал от неё много нового о людях и их вкусовых качествах.

Его проспиртованный мозг не мог понять, что с коровой происходит что-то категорически неправильное, идущее в разрез с коровьей природой. Во-первых, геометрия любимой коровки изменилась радикально: она стала раза в два шире и продолжала расширяться и удлиняться. Во-вторых, у коровы, или уже у демона с рогами, стали изменяться лапы, хвост и зубки.