Провославие в Пруссии. Век ХVIII

Одну проблему создал сам архимандрит Тихон. Выше говорилось, что он привёз с собою в Кёнигсберг иеромонаха Гавриила и двенадцать певчих. Наблюдая, как мемельский протопоп Михаил Иванов успешно добивается всех своих целей, архимандрит Тихон попытался улучшить инфраструктуру Кёнигсбергского прихода, устроив на его базе что-то вроде монастыря. В представлении от 27 апреля 1761 года он написал губернатору Василию Суворову о том, что:

«многажды словесно просил, так и сим благопочтенно представляя прошу, Да благоволено будет повелеть дом состоящий двором на монастырь очистить, и конюшню для лошадей и для кареты сараи постановить и забор перебрать и калитку для хождения в церковь на монастырь сделать, и его готовым и достойным и свободным учинив, дозволить там мне, как и иеромонаху и имеющему быть иеродиакону на всегдашнее пребывание как от мирского сожития несколько отличных определить…»[160]

Развивая эту тему, доношением от 6 мая 1761 года архимандрит Тихон сообщал Синоду:

«По прибытии моём сюда в Кёнигсберг отведен мне для отправления секретного следствия дом, в котором и певчии яко вместе со мною прибыли, поставлены. И оный дом от церкви стоит в отдалённости, собою мал, покои в два апартамента, я поставлен в среднем, где четыре покои и зал, в нижнем поставлены певчии, где три покоя, а четвёртой в коих смотрителка дому того живёт, а два покою под самою кровлею, где толко платье вешать и сушить можно. В том дому и кухня токмо одна имеется. И хотя певчии обучением своим и на одной кухне стряпанием непрестанным крайне меня беспокоили, однак во время отправляемого мною следствия всё то было несколко сносно. Но по окончании онаго, когда увидел я что в силу Вашего Святейшества указу мне должно здесь оставаться, во всём на таком основании, на каком отбывшему архимандриту Ефрему быть было определено словесно многократно, а потом и письменно господина здешняго губернатора просил об отведении мне квартиры иной близ церкви состоящей, однак он мне никакова в том удовольствия делать не благоволит, чрез что я со иеромонахом (ибо священнику да Пилавскому диакону кой для всегдашней нужды оставлен, насилу выпросил пасторский дом) претерпеваю обиду и стыд волочась всегдашно до церкви по улице часто же по грязи и слякоти…»[161]

После чистых улиц Санкт-Петербурга кёнигсбергская грязь и слякоть, разумеется, ужасали. Впрочем, архимандрит Тихон обладал завидным чувством юмора. В отношении советнику Калману от 8 мая 1761 года, добиваясь выселения из церковного дома поселенных там пленных прусских кадетов, архимандрит Тихон рисует устрашающую картину безобразий, ими чинимых: