Проза Лидии Гинзбург. Реальность в поисках литературы

Архив Гинзбург находится в процессе каталогизации. Количество и качество материалов таковы, что необходимы дальнейшие глубокие исследования и вдумчивый подход к публикации. В наследии Гинзбург, состоящем из писем, рукописей и отрывков, найдут ценные материалы не только исследователи литературы – историки культуры тоже обнаружат в нем материалы, которые помогут нам лучше понять советскую литературную среду в целом и сферу культуры в Ленинграде в особенности[1053].

Случай Гинзбург как писателя-ученого отличается от случаев Виктора Шкловского, Ролана Барта, Сьюзен Сонтаг и других подобных фигур. Я полагаю, что проза Гинзбург превосходит по значению научную деятельность исследователя литературы, исключительно благодаря которой ее знали прежде, ту деятельность, которая более полувека давала ей материальные средства к существованию. И все же среди перспективных направлений дальнейшего изучения трудов Гинзбург есть такие, как исследование пересечений беллетристики и промежуточной прозы с литературной теорией и литературным анализом, – пересечений, которые могли бы преподать нам урок интерпретации литературы. Мы также можем рассмотреть более масштабный вопрос: в каких еще целях – в творчестве, этике, психологии – можно эффективно применить аналитические методы литературоведения (например, методы русского формализма или методы, которые усваиваются при изучении гуманитарных дисциплин). Мы можем расширить наш анализ «формул» или максим Гинзбург и продвинуться в изучении того, как формула может сблизить индуктивные научные исследования с художественной литературой (например, путем обобщения).

В записных книжках Гинзбург, которые она начала вести в момент, когда исследования литературы становились самостоятельной научной дисциплиной, мы увидели, что она вернулась в эпоху, когда литература и история еще не подверглись профессионализации, обнаружили звено, которое связывает Гинзбург с такими писателями, как Вяземский и Сен-Симон. Гинзбург пыталась совмещать работу историка и работу романиста. Она оставляет нам в наследство ощущение, что творческое мышление, автобиографическая проза и полуфикциональное крайне важны для понимания фактов человеческого опыта и связей между этими фактами.

Один из самых масштабных эстетических и этических вопросов, стоявших перед Гинзбург с самого начала (вопрос, к которому она постоянно возвращалась), порожден проблемой фрагментарной идентичности, утраты цельного субъекта и трансцендентальных ценностей. Она решала – в лоб и с помощью различных нарративных техник – дилемму, как найти этику, которая могла бы работать для фрагментированного субъекта в среде, лишенной морали. Стратегию самоотстранения Гинзбург можно плодотворно изучать в контексте нынешних дилемм идентичности, личности, нарратива и этики. Ее попытки продемонстрировать, как мы можем в определенной мере обрести связность и целостность – обрести как минимум в наших отношениях с другими людьми, – довольно актуальны в мире, где иногда кажется, что в собственных глазах и в глазах власть имущих мы как физические лица – просто набор данных. Представление Гинзбург об искусстве как о выходе из себя, как о бегстве от эгоизма к общественной ценности указывает, что Гинзбург предлагает жизнеутверждающие решения, пусть даже не столь утопические и радикальные, как идеи Михаила Бахтина. Она признает, что мы прежде всего существа социальные и идеологические, но ее выводы не совпадают с выводами из теорий Мишеля Фуко, порой вселяющими ощущение, что индивид совершенно бессилен перед лицом власти. Для Гинзбург сфера социальных отношений – ни в коей мере не ловушка; собственно, нас спасают именно общие ценности и общий язык.

Весьма примечателен часто цитируемый в наше время призыв Гинзбург к тому, чтобы литература подняла вопрос, «как бы выжить и как бы прожить, не потеряв образа человеческого». Возможно, никакой сущности человека, никакой стабильной идентичности нет, и все равно сохранить образ человеческий очень важно. Как написала Гинзбург во время блокады – прибегнув к метафоре из области биологии, одновременно описывающей телесное выздоровление, – ценности можно создавать, отталкиваясь от образа, автоконцепции как бы в обратном направлении: «Под пустой некогда оболочкой как бы образуется постепенно соответствующее ей живое ядро»[1054]. Эгоистичным поступкам можно задним числом приписать героический смысл, и тогда автоконцепция человека (в данном случае автоконцепция «ленинградца») сможет в будущем вдохновлять высоконравственное поведение; идеальная концепция может породить реальные мотивации[1055]. В постиндивидуалистической, катастрофической обстановке человек может начать сызнова, с уцелевших обломков прежних систем ценностей, и нарастить на них слои, уходящие вглубь.

Библиография

Книги и публикации Лидии Гинзбург

Агентство Пинкертона. М.; Л.: ОГИЗ; Молодая гвардия, 1932.

«Былое и думы» Герцена. Л.: ГИХЛ, 1957.