Прозаическая триада

И когда поехал, исступленно давя на педали, прочь, тоже не поимел возможности в пути сосредоточиться и взять себя в руки. Потому как мне всю дорогу навязчиво мерещилось, будто у меня под ногами притаился некто невидимый. Который методично дергает за мои донельзя напряженные нервы, чиркая, будто острой гранью булыжника по стеклу. Это – так невыносимо надсадно скрипели все трущиеся части велосипеда. Хотя перед тем, как поехать сюда, я их обильно смазал машинным маслом, и когда сюда ехал, они не скрипели. А потом тут на меня еще и обрушился невероятной силы ударище, от которого все оборвалось внутри. И в душе образовалось непреходящее до сих пор состояние беспомощной неприкаянности. Приехав домой и случайно взглянув на себя в зеркало, что в прихожке, обнаружил, что за те от силы пару часов, которые пробыл на чудном месте, я постарел минимум лет на десять. Хотя щеки за это самое время не покрылись даже щетиной. Правда, со следующего утра щетина, словно вознамерившись наверстать упущенное, начала расти так быстро. Что мне, чтобы смотреться интеллигентно, приходилось бриться по два разу в день: утром и в полдень. А если собирался куда-нибудь пойти вечером (в кино или в гости), то и после работы. Но все равно за ночь успевал зарасти так, что порою смотреть на себя становилось невыносимо.

Но и это было еще половина беды. Внешность, да и возраст, признаться, меня особенно не заботили. Сущая беда оказалась в том, что я ко всему прочему оказался и раздавленным как личность. Прочитав, делая карандашом пометки и конспектируя, оригинальные труды Голденберга, я пришел в такое дремучее отчаяние, что не смог спать и до рассвета. И поднявшись, принялся сжигать по листикам вместе с черновиками всю свою почти готовую диссертацию. Потому как в ней, оказалось, оспаривал то, чего у Голденберга не было и в помине. Видимо, и наши отечественные авторы, на чьи работы я опирался, тоже его никогда не читали. А приписывали ему взгляды, которые сами и придумывали. И тем самым создали в моем представлении иного, реально не существующего Голденберга. То есть даже не суррогат его, а какую-то уродливую социально-духовную химеру. То же самое обнаружилось, когда прочитал все остальные привезенные в мешках книги. И вконец убедился, что у меня самого тоже ничего за душой нет. Потому как получилось, что я строил в своей душе личность на фундаментах одних химер, в реальность которых верить мне уже никак не возможно. Но и перестать верить значило бы – выдернуть из-под самого себя фундамент и провалиться в пустоту. Но даже такое несчастье со мною может произойти лишь в том случае, если я как личность – реален. Пусть донельзя одурачен и умственно замордован, но все же – реален. А если же и я – плод чьего-то непорядочного вымысла? То тогда и катастрофа даже в моей душе будет не настоящей, а выдуманной. И вот этого-то я боюсь больше, чем чего-либо..Вставьте текст

Триптих: интеллигентное неприятие блокадного существования

1 посвящение в Доме С

1

Когда-то лет, наверное, двадцать назад, здесь была обыкновенная мусорная свалка. Но со временем из проржавелых городских канализационных труб сюда натекла дурно пахнущая сероводородом, бензином и аммиаком вода. И это место превратилось в болото. С высоты, говорят, оно отдаленно напоминает пунцово-коричневое лицо, густо изъеденное серыми оспинками, каковыми на самом деле являются макушки бывших мусорных куч. Из этих куч до сих пор, будто куски арматуры из бетона, торчат давно выброшенные из домашнего употребления всякие металлические вещи. Столовые ложки, кастрюли, велосипедные колеса. А также – проржавелые насквозь жестяные консервные банки и стершиеся автомобильные шины… И вот по макушкам этих незатопленных полностью зловонной водой мусорных куч мы и пробирались с моим старшим братом Олегом к заднему двору знаменитого дома С. По прямой идти нам к нему – самое многое километр. Дом С – многоэтажный красавец-исполин высится одиноко поблескивающей на солнце мраморной скалой прямо за плотными камышами, аккуратно обрамляющими со всех сторон болото. Но мы с Олегом петляли уже, наверное, целый час, прыгая с кочки на кочку немыслимыми зигзагами. То почти вплотную приближаясь «к Дому, то затем опять предельно от него удаляясь.