Так и живем... И чтобы не падать духом, не опускать руки, читаю книги, где не случайно присутствуют материалы военного времени, репрессий, разрухи... (вероятно, снимаешь с полки именно ту книгу, которая нужна сейчас более всего). И вот что вспомнила, когда мама была относительно здорова, а жизнь, между тем, тяжела (еле-еле сводили концы с концами) - читала взахлеб Достоевского все по той же причине - не падать духом... И вера!.. Куда без веры? Просишь Господа, чтобы не оставлял рабов своих недостойных. Ибо Бог незримо пребывает с человеком, просто мы разучились чувствовать Его присутствие и помощь... А Он рядом... внутри нас...
Монолог неустанного сердца
Иногда я вижу себя под водой, медленно, словно по ступенькам, спускающуюся ко дну. Но дна не видно. И только рыбы странно-прозрачные сопровождают мое одинокое погружение. Да. Они прозрачны, а мои волосы выкрашены в розовый цвет, и брови, и губы... И все это кажется нереальным, игрой воображения. Но я-то знаю, что именно так и выгляжу, когда остаюсь наедине с собой. Смотрю сквозь еле ощутимую плотность воды и вижу свое отражение, как если бы стояла перед зеркалом. Чувствую необычайную легкость во всем теле и ощущение необъяснимой прозрачности как у проплывающих рыб. Но на этом причудливое видение не заканчивается, потому как вода впитывает тяжесть прожитых дней и уносит быстрым течением, словно порывистый ветерок, обычную человечью боль. Боль, которая находит укромные уголки в тайниках сердца... Может поэтому я часто вижу себя под водой? Чтобы отдать эту боль, эту необъяснимую тягучую грусть чудодейственной воде и проснуться полной сил и жажды жизни? Автопортрет - попытка узнать о себе нечто большее. И вот мой краткий монолог. Монолог неустанного сердца...
Бывает...
Бывает, чувствуешь себя натянутой струной; слепящей глаза границей между черным и белым, невольным свидетелем света и тьмы, стоящего на пороге радости и горя почти одновременно... Бывает, мой взгляд режет тебе слух и мне хочется рассмеяться в ответ. Бывает, ты не переносишь меня на дух, и я стараюсь с тобой не пересекаться. Бывает, ты называешь меня святой, не понимая значения слова. Бывает, ты оставляешь меня одну, высадив из машины, нисколько не сомневаясь, что через минуту-другую я возьму частника или вызову такси. Мы женаты три года, и я прихожу к мысли, что и это насмешка. Два человека, мужчина и женщина, постоянно дрессируют друг друга, испытывают, причиняют боль. Нет, я не мазохиста. Это не моя роль. Ты хотел узнать, что со мной сейчас? Боюсь крикнуть от полноты чувств, как я счастлива! С другим мужчиной, в другой стране, в другом городе... и никогда, слышишь, никогда не вспоминала тебя. У меня растет сын, он носит имя деда, который всегда был против наших отношений. Это не только дань преемственности, но и его дальновидности. Так что не ищи меня - это единственная просьба. Мне даже не интересно, как ты, если это тебе о чем-то говорит. Так что не звони. И больше не говори: "Бывает..."
Черная вдова
Она стояла у окна в надежде увидеть мужа, - все казалось, будто он возвращается с работы по дорожке, ведущей к дому. Стоять у окна - это еще ничего, а вот раньше, завидев в толпе похожего мужчину, она бросалась за ним, расталкивая прохожих, и, настигнув, разворачивала к себе лицом с возгласом: "Микеле! Микеле!", следом повисало молчание, подобно падению в пропасть, и недоумевающий в лучшем случае взгляд прохожего, внешне напоминавшего ей мужа, а в худшем - неловкое и неприязненное высвобождение из рук обезумевшей женщины и обидное, еле слышное: "Сумасшедшая".
Спустя год, когда Марию подлечили в частной психиатрической клинике, она в ужасе вспоминала эти сцены. Качала головой, поджимала губы и, чуть не плача, проговаривала: "Боже мой. Боже мой. Нестись сломя голову, расталкивать людей, бросаться на мужчину, похожего на Микеле, и трясти его. Боже мой... Какой ужас. Неужели это было? Мне и стыдно и в то же время верю, что люди, которых я невольно пугала, простили меня. Обознаться, это ведь так естественно?"