В один из дней она проснулась и вдруг поверила в «бесполезно» и в «нет в живых». А значит, вот так будет всегда: жизнь без сына.
А жить с такой болью – невозможно. Невыносимо.
Мама вышла на лестничную клетку и вызвала лифт. Но поехала не вниз, а вверх. На крышу.
Один шаг – несколько секунд – и все. И будет не больно. Мама стояла, курила и смотрела вниз. Очень хотелось быстрее докурить и нырнуть в «не больно».
«Не больно» соблазняло: я тут, только шагни.
– А потом я подумала: а как же ты, – сказала мама и повернулась ко мне. – Ведь есть еще ты. Там, в другом городе, моя-чужая девочка.
И ты – та, ради кого имеет смысл остаться здесь, где больно, и не шагать туда, где не больно. Я ушла с той крыши и больше туда не ходила. Выбрала жить ради тебя. Не подведи меня, пожалуйста, Оля. Хорошо учись, слушайся меня, не хулигань. Ты у меня теперь за двоих – за себя и за брата. И если что, то кроме тебя, меня больше тут ничего не держит. Не подведи…
Я, когда вошла на кухню в тот день, еще не знала, что меня ждет такой разговор.
Думала, что это мама смотрит в окно? Что там интересного?
Входил в кухню один человек, а вышел – другой. Постаревший лет на сорок, ссутуленный. Эта фирменная сутулость наша с мамой… Сейчас бы сказали в шутку «фэмили лук».
Я РЕАЛЬНО ВОТ ПРЯМО В ТОТ ДЕНЬ – ССУТУЛИЛАСЬ. НИКТО НЕ МОГ ПОНЯТЬ, ОТКУДА ВДРУГ ЭТА СУТУЛОСТЬ, ВЕДЬ Я ДО ПЕРЕЕЗДА К РОДИТЕЛЯМ МНОГО ЛЕТ ХОДИЛА НА БАЛЕТ, А ТАМ ЧЕСТНО СЛЕДЯТ ЗА ОСАНКОЙ, И Я ПРИВЫКЛА К ПРЯМОЙ СПИНЕ.
А тут р-р-раз – и резкая сутулость. Это груз ответственности, который я вынесла с той кухни.
Мой пропавший брат с того дня сидел у меня на плечах, а он был на десять лет старше и, значит, весил достаточно, чтобы я сгибалась под его тяжестью.
Мне тринадцать лет. Тот разговор подарил мне новую фобию: я теперь ужасно, просто ужасно боюсь расстроить маму.
Этот страх такой навязчивый, что я постоянно заглядывала ей в глаза: «Мам, ты как? Расстроена?» И в ужасе уточняю: «Из-за меня?»
У меня живая и абсолютно ручная фантазия. Она очень ярко и наглядно рисует многоэтажку, крышу и маму, которая стоит на самом краю. Ночами я просыпаюсь от этой картины в холодном поту.
В сентябре начался учебный год. Новый город, новая школа, новая программа.
Там, в старом городе, где я училась раньше, программа по алгебре отставала на целую тему. Мы пришли на урок и сразу – проверочная контрольная. По теме, которую я не знаю, потому что мы не проходили такого.
Моя первая и последняя в жизни двойка. Я, когда получила два, вспотела от ужаса. Как сказать маме, что я получила двойку? Мама расстроится и…
Вызовет лифт, выйдет на крышу, выкурит сигарету…
Нельзя, чтобы мама узнала. Это ее убьет. Но она узнает, потому что я абсолютно не умею врать. Выдаю себя с потрохами мгновенно: краснею, бледнею, тяжело дышу.
Она узнает.
Надо успеть ей объяснить, что это случайная двойка. Я не пошла по наклонной, я не хулиганю, я просто не знаю эту чертову тему. Но я выучу, вникну и исправлю оценку. Очень быстро исправлю. Клянусь, мам.
Я мысленно репетирую свою оправдательную речь, пока иду домой. Дома никого нет, мама на работе.
Но она будет звонить ровно в два часа дня: узнать, как дела и настроение, поела ли я. Надо ее как-то подготовить.
Мысли путаются, я не знаю, как построить фразу, чтобы она не напугала маму.
Телефон звонит. Сердце – галопом.
– Алло, – говорю я таким голосом, что мама сразу понимает: что-то случилось.
– Что случилось? – строго и напряженно спрашивает она.
– Случилось кое-что страшное, – выдыхаю я, и вдруг в трубке повисает зловещая тишина. Такая… ненастоящая. Будто это не пауза в разговоре, а на том конце больше никого нет.
– Мама! Мама! Мама! – рыдаю я.
Трубка молчит.
Потом выяснится, что я случайно задела телефонный провод, и связь и правда нарушена. Надо поправить вилку, там отходит проводок, но я этого не знаю и не понимаю, почему тишина.
Куда пропала мама?
Мобильной связи еще не существует. Минут через двадцать я сообразила сбегать к соседям, чтобы попробовать позвонить маме от них, но мне не открыли дверь: дома никого не было.
Следующий час я просидела на полу около телефона, проживая мысль о том, что убила мать. Дышать было тяжело, но и шевелиться не хотелось.
Спустя полтора часа мокрая насквозь мама распахивает дверь, которую я забыла закрыть, вбегает квартиру.
Она запыхалась, оказывается, лифт не работает, и она бежала пешком на пятнадцатый этаж.
– Что? – выдохнула она, увидев меня, живую и здоровую, сидящую у телефона.
Она после моего «случилось страшное» и коротких гудков в трубке телефона, который набрала раз десять, вылетела с работы, бросив все, в чем была, без зонта. А на улице – ливень.
Пока ехала, передумала все самое плохое.
– Что? Что? Что случилось?
– Только не волнуйся…
– ЧТО?
– У меня двойка. По алгебре…
– ПРОСТО ДВОЙКА?!
Мы весь вечер потом вдвоем прорыдали там, у телефона, на полу.