ПроЖИВАЯ. Как оставаться счастливым, проживая самые сложные моменты жизни

Ему кажется, что он ищет себя, а находит уже на дне. В кармане – застывшие часы, безжалостно фиксирующие, сколько времени потеряно, и сломанный компас.

Самое страшное там, на дне, это осознавать, что вокруг все всё успели, а ты один – нет. Ничего не успел, везде опоздал.

Все бегут, развиваются, открывают бизнесы, выходят замуж, женятся, рожают детей, у всех результаты, результаты, результаты…

А ты – на дне. И кажется, что никто больше ни на дне, кроме тебя.

Это открытие – тоже якорь. Сложно всплывать, когда кажется, что бесполезно.

Потому что начинать бежать марафон, когда другие участники уже практически финишируют, глупо как-то и неинтересно.

Но при этом оставаться на дне – невыносимо. И ты понимаешь, что всплывать все равно придется, особенно потому, что соревнуешься ты не с ними, а с самим собой.

ЭТО ТВОЙ МАРАФОН, ТЫ В НЕМ – ОДИН. А ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ… ОНИ БЕГУТ СВОИ МАРАФОНЫ, У ВАС РАЗНЫЕ СТАРТЫ, ДИСТАНЦИИ И РАЗНЫЕ ФИНИШИ.

Это открытие – первый шаг. Второй – решиться и всплывать. Но это страшно. Что там, наверху? Все ли безопасно?

Никто не знает, и ты не знаешь. И не узнаешь, пока не всплывешь.

Но – страх. Он тоже якорь. Он шепчет: «Обживайся тут, на дне, вдруг там, наверху, тебя обидят». И ты такой: «Да, пожалуй, подожду».

И ждешь.

Чего ждешь? Что страх пройдет? Но страх – не грипп, он не проходит за неделю. И за год не проходит.

Через год тоже будет страшно. Но тогда будет не только страшно, но и тяжело, ведь к связке якорей добавится еще один – застрявший в прутьях безвременья год борьбы со страхом.

Якорь вины придавит человека еще сильнее, и через год всплывать будет еще страшнее. Страшнее на 365 дней на дне.

Сколько еще «надней» тебе надо, чтобы решиться на путь наверх? В какой-то момент ты устаешь ждать и бояться, внутри появляется импульс, и ты понимаешь: «Вот сейчас».

Отстегиваешь якоря, сильнее толкаешься ногами и вверх, ну же, ну…

Вот тут важно определить скорость всплытия. Конечно, хочется побыстрее, хочется, чтобы сверхскоростная, но помните, пожалуйста, в этот момент про декомпрессию. Необходимо останавливаться, чтобы привыкать к новой реальности, а потом еще и еще наверх – и снова остановка.

Даже если все вокруг несутся со скоростью болидов «Формулы-1», а у вас не получается, важно помнить, что медленно – это нормально. Болиды не с вами соревнуются, они едут по своим траекториям, а вы – по своей.

Иногда медленно – это единственно возможная скорость. Чтобы стремительное всплытие не убило вас, а стало дорогой к победе.

Жизнь – это в каком-то смысле фридайвинг. Иногда вниз, иногда вверх, иногда вдоль, но важно, чтобы на своей скорости, и главное – «free».

Изобретение

Вот я писатель. Пишу тексты. Тексты – это что? Это слова, которые выстроились в ручеек, друг за дружкой, образуя предложение. Ничего уникального, на первый взгляд. И на второй тоже.

Меня, кстати, постоянно упрекают в примитивности. «Вот я – писатель. Пишу тексты, – ерничают мои недоброжелатели. – Это что, букварь? Вы для кого пишете так просто?»

А я смущаюсь и правда не знаю, что отвечать. Я не понимаю, зачем писать сложно, если можно – просто.

Кого я хочу обмануть, и главное зачем? Я люблю шутить, что Кирилл и Мефодий всем поровну раздали алфавит – мол, пользуйтесь, ребята, на здоровье. И мы пользуемся. Все.

Тексты пишут миллиарды людей на земле, каждый божий день. Почему я решила, что мои – годные? Что я могу паковать их в книги и брать за эти книги деньги. Почему?

Мой внутренний самозванец, например, охотно бы с этим поспорил.

Последние лет двадцать я нахожусь в активном поиске собственной уникальности. Я вырастаю из текста, как только дописываю его. Вот пока пишу, мне кажется – боже, да это гениально! – а дописываю и понимаю: скукота и банальщина.

Но удалить текст не могу: я уже люблю его, вот такого всего несуразного, несовершенного, чумазого.

Я, ЕСЛИ ЧЕСТНО, НЕ ПИШУ ТЕКСТЫ, А ПРОСТО ЗАПИСЫВАЮ МЫСЛИ, ЖИВЫЕ, СВОБОДНЫЕ, ЛОХМАТЫЕ. ФИКСИРУЮ ИХ, КАК ЕСТЬ, КАК УХВАЧУ, НЕ ПОДГОНЯЯ ПОД ПРАВИЛА И ШАБЛОНЫ.

Однажды я отправила свою очередную книгу на редактуру. Спустя месяц мне прислали ее на финальные правки уже после редактуры.

Я стала читать свою книгу, причесанную чужим человеком, и была поражена. Вроде мой сюжет, диалоги, герои, а текст – не мой.

Редактор правил текст щедрыми мазками. Хватал мои лохматые мысли и превращал их в образцовые сложносочиненные предложения – хоть сейчас в учебник литературы. Сюжет концептуально не менялся, но ощущение, что это писала не я, было таким стойким, что я расплакалась.

Я хотела позвонить издателю и порыдать в трубку, но не знала, как сформулировать свою проблему. Что я скажу? «В моих предложениях редактор переставил слова?» Издатель решит, что я – самодур. Самодура.