– А. Ясно, – выдохнула я.
У меня зазвонил телефон. Потом звонок сбросили, я не успела взять трубку.
Так бывает часто: звонят телефонные мошенники или спам. Но в тот раз я занервничала, что это из театра. Мало ли, может, мой номер как-то по номеру билета восстановили. Надеюсь, там все нормально…
Я все время поправляла прядь волос, кусала губу, теребила кольцо. Моя невербалика выдавала меня с потрохами.
– Ну вот что ты так нервничаешь? – спросила Антонина.
Мне захотелось защитить свое право нервничать:
– Я ушла, а у меня там остался ребенок, а он особенный…
Я запнулась и смутилась. Много лет назад я сама с собой договорилась, что не буду говорить о розовой справке дочери, если не спросят. То есть тайну из этого не делаю, но и не выпячиваю. Как говорит один мой знакомый со второй группой инвалидности: «Это совсем не то, что важно написать на моей визитке».
А тут вдруг раз – и на первых минутах знакомства выдала такое.
– Ну и что, – Антонина пожала плечами. – У моей дочки тоже особенность. Эпилепсия.
– Ого! А у тебя взяли номер телефона там, в театре?
– Нет.
– И ты спокойна? А как же они свяжутся с тобой, если что… приступ, например, прости, что я так, в лоб… – я правда поражалась ее спокойствию.
– Если что, они окажут ей первую помощь и вызовут скорую.
– Слушай, я правда не понимаю…
– Я так спокойна, потому что знаю, что это не мой ребенок, – сказала Антонина.
Эта фраза прозвучала двояко. То есть ты приемная мама? Или мачеха? Ну даже если так, и ты не рожала этого ребенка сама, это же не значит, что тебе на него плевать. Даже мне уже не все равно, как там этот ребенок, хотя я его даже не видела ни разу.
– Тот факт, что ты мачеха, не дает тебе права халатно относиться…
– Ты не поняла, – Антонина засмеялась. – Это я рожала свою дочь. Сама. Но она все равно не моя. Она – его, – Антонина посмотрела на потолок.
– Кого? – не поняла я.
– Ну, Бога же. Он мне ее послал в сорок шесть лет. Я ждала климакс, а Бог послал мне дочь. Я поняла, что беременна, только на пятом месяце.
– Ого. Так бывает?
– Да. Это Он все решает. Наша задача не разгадывать его Замысел, а довериться.
– У меня все равно не сходится. Вот у тебя в сумке нож, чтобы отрезать дочери колбасу. То есть о том, чем ты будешь ее кормить, ты подумала. А о том, чтобы обеспечить свое безопасное отсутствие – не подумала. Вот как так?
– Слушай, я нахожусь в настоящий момент в двадцати метрах от театра. Я рядом. Но всю жизнь вот так быть рядом, в двадцати метрах от нее, я не смогу. И уже сейчас привыкаю к этому. Во-первых, у меня еще пятеро, а во-вторых, это жизнь.
Знаешь, в Первую мировую, в армейском обиходе британцев было выражение «кусай пулю». Оно появилось потому, что тогда, если приходилось экстренно оперировать бойца без анестезии, ему давали прикусить пулю.
КОГДА Я УЗНАЛА О ДИАГНОЗЕ ДОЧЕРИ, МНЕ БЫЛО ТАК БОЛЬНО ВНУТРИ, БУДТО МЕНЯ ОПЕРИРУЮТ БЕЗ АНЕСТЕЗИИ. И Я ЗАКУСИЛА ПУЛЮ. НО ОПЕРАЦИИ ЗАКАНЧИВАЮТСЯ, А ДИАГНОЗ НА ВСЮ ЖИЗНЬ. И ВОТ Я ПОТИХОНЬКУ ПРИВЫКАЮ К ЭТОЙ БОЛИ, УКРОЩАЮ ЕЕ, ВЫВОЖУ ИЗНУТРИ СТРАХ, ВПУСКАЮ ТУДА ПРИНЯТИЕ.
Может ли что-то прямо сейчас случиться с моей дочерью? Да, может. Я тебе больше скажу: что-то прямо сейчас может случиться даже со мной. Потому что у меня тоже миллион диагнозов. Ну так что, сидеть дома? И от чего это спасет? От жизни?
Я тебе так скажу: кораблю безопасней в порту, но он не для этого строился.
Я выплевываю пулю. Я научилась терпеть эту боль, превратив ее в смирение с тем, чего не могу изменить. И мне вот прямо сейчас не больно, а вкусно. Шикарный капучино тут…
Я улыбнулась. Прикольная она, эта Антонина. Неслучайная в моей жизни. Пришла, чтобы подсветить важное.
Зря я ее боюсь. Я взяла ее нож и разрезала свой пирожок, который заказала к кофе, напополам.
– Будешь?
– Давай, – Антонина кивнула и одним махом запихнула всю половинку пирожка в рот.
Как будто боялась, что я сейчас передумаю. Я рассмеялась. И она тоже. Пояснила: «Когда у тебя шестеро детей, мамин обед всегда скоропостижный: успел так успел, не успел – ходи голодный».
Мы с ней обменялись телефонами.
– Знаешь, как я тебя запишу у себя? – спросила я.
– Как?
– Антонина Пуля-Нож.
– Нормальное имя для маньячки, – хохочет она. – Пулянож вообще на фамилию похоже…
Мы вернулись в театр пораньше и поговорили с администратором.
Объяснили, что родители особенных детей – особенно тревожные, а простейшая тетрадь, разлинованная табличкой в форме «имя ребенка – контакты родителя» хорошо снижает тревожность: хотя бы иллюзия будет у мамы, что она на расстоянии телефонного звонка.
Администратор похвалил нас за идею и обещал сделать.
– А я тебя знаешь, как записала в телефон? – спросила Антонина.
– Как?
– Ольга Кудахтахтах.
– Пойдет. Дружба маньяка и курицы – все как я люблю.
Не бывает случайных встреч.
Ссоры