«…при сходе было учреждено общество и названо оное «Обителью воинствующих защитников Торжества Веры», допуская сокращение до просто «Обитель» и «Обитель Торжества Веры». При первом собрании сии защитники самоназвались Псами Божьими, определили себе Степени и Устав, а також облачение в виде белой хламиды с головой черного пса на оном. Первым архисхимником Обители стал становой боярин Остий Радонецкий, в миру первый воевода Переполья. Оный немедля дал положенные обеты, отринул мирское, принял имя Иона и сел в строгий затвор на год, для осмысления пути. Сей год остальные монаси Обители провели в неустанных молениях и епитимьях, а после выхода Ионы приступили к деятельности. А годом позже, Калерия Новодворская, родная сестра князя Жмудии, вышла с жалобой на Синод, добилась основания женского отделения Обители и стала первой архисхимницей. И с сего момента величие сих несомненно достойных обществ омрачилось соперничеством…»
– Ну… будя, будя… – Я потрепал Бурку по ушам, и поводьями скорректировал направление. – Прямо… прямо, сказал, животина хренова…
Бурка – это жеребец, приобретенный мной за сорок цехинов у старосты Овчариц. Здоровенный, отлично сложенный, каурый, довольно флегматичный, но страшно упрямый и норовистый. Клятая животина очень быстро поняла, что седок явно не отличается умением, и стала вести себя крайне независимо. Жутко своевольничает и управлению почти не поддается. Правда, попытки сбросить меня жеребец уже оставил, после того как отхватил пару раз плетью по заднице, то бишь по крупу. Нет, ну своенравная же животина!
Я убедился, что Бурка опять засеменил по дороге, и вновь задумался.
Отбыл из Овчариц я как-то незаметно и обыденно. Франка чмокнула меня в щеку, я погладил по волосикам еще спящих Милицу и Янину, после чего получил во владение жеребца Бурку, мешок с припасами и отбыл. Провожали меня отец Гордий и староста Осип, но ввиду глубокого похмелья оных прощание как-то смазалось. Да и ни к чему оно было.
Итак, я на большаке, на пути к славному граду Заречье. Погода радует, жеребец ведет себя сносно, так что худо-бедно где-то с десяток верст уже отмахал. Успел я немного пообвыкнуться в качестве наездника, пробовал пускать Бурку рысью и даже не сверзился. И все же хочу признать: пешком все же лучше. Но медленнее. А значит, придется трястись в этом пыточном приспособлении под названием «седло». И ничего не поделаешь, надо спешить. Я убежден: если что-то случится с Петуньей, то это случится в годовщину битвы при Дромадаре, а значит, времени осталось совсем немного. Стоп, что за…
Из-за поворота дороги доносились металлический лязг, азартные женские взвизги и разъяренный рык, но уже в мужском исполнении. Бьется, что ли, кто-то?
Угадал. На небольшой полянке подле большака бились мужик и девка. Она работала двумя длинными кривыми саблями, он – обоюдоострым топором. И самое главное, на обоих были длинные белые рясы с изображением песьей головы. Как я уже успел узнать, подобные носят боевые монахи и монашки Обителей Торжества Веры. Две их всего в Серединных землях – женская и мужская. Непримиримые враги и соперники. Безжалостные истребители нелюдей, нечисти и ереси. Верные псы Синода. А вообще, очень интересные персонажи. Если судить по отрывкам моей памяти, то ближайший аналог им… Как же их там?..
– Веди меня, Гея! – Монашка ловким пируэтом ушла от молодецкого взмаха секиры и рубанула поочередно своими саблями по ногам кряжистого бородатого мужика.
– Изыди, отродие еретическое! – Мужик попробовал отскочить, но не успел и с болезненным стоном припал на одно колено.