Прознатчик

Я отступил на шаг и подивился тому, как быстро девушка успела переодеться. В отличие от вчерашнего дня, сейчас на ней красовалось черное прямое платье с широкими свободными рукавами, расшитое по подолу и вороту серебряными узорами, и коротенькая, отороченная серебристым мехом душегрейка. Косы девушка распустила и уложила волосы под маленькую черную шапочку, немного напоминающую головной убор какого-то восточного народа из моей прошлой жизни. Впрочем, браслеты на руках, ожерелье с трехглазым черепом — остались те же, но пояс со страхолюдным тесаком исчез.

— Нравлюсь? — Малена проследила за моим взглядом; хихикнув, крутнулась на месте, а потом подтолкнула меня по направлению к двери: — Иди уже, остынет все…

Со стола каким-то чудесным образом уже исчезли остатки вчерашнего ужина. Теперь на нем, на большом деревянном блюде, исходила жаром и непередаваемым запахом свежей выпечки целая груда румяных пирожков в окружении плошек со сметаной и вареньем.

— Но как? — Я разломил один из пирожков и с наслаждением втянул в себя насыщенный ягодный аромат. — Когда успела?

— Я тут ни при чем, — улыбнулась Мала. — Это Домна спроворила; видать, ты ей чем-то приглянулся.

— Домна? — Я припомнил, как вчера ночью несколько раз улавливал отчетливое шебаршение по углам, а раз даже приметил желтые круглые огоньки, приняв их за обычную крысу или что-то подобное.

— Домовица, — обыденно объяснила Малена, разлила по чашкам ароматный травяной настой и процитировала: «Всякому жилищу положен домашний дух, сиречь домовик, кои, как и люди, разного полу бывают…»

— «…оные духи при случае симпатии, возникшей к хозяину, пользу великую приносят и способны иметь воплощение земное, обличьем весьма похожее на карл ярмарочных, порой пригожее, и приятное для взора, ежели они полу женского, однако вельми замазанное сажей и прочим сором…» — повторил я слова преподобного Эдельберта, закончив фразу за Малку.

При последних моих словах в углу кто-то возмущенно и громко чихнул.

Я немедленно откусил от пирожка, и с набитым ртом, отчаянно чавкая, продекламировал:

— Домна, домовица, пригожа девица, ликом светла, станом тонка! — Затем встал, поклонился в пояс и громко сказал: — Любо мне!

После моих слов по комнате будто теплый ветерок прошел, даже показалось, что светлее стало. В уголке еще раз чихнули, на этот раз довольно, а потом все стихло.

— Ты быстро учишься, — удивилась Малена. — Не ожидала.

— Просто обнаружил, что мне нравится читать. — Я осторожно глотнул настоя из чашки и выбрал еще один пирожок. — По крайней мере, мне так кажется…

— Похвально, похвально. — Мала даже несколько раз одобрительно хлопнула в ладоши. — Я тебе сегодня дам еще несколько книг.

— Почему несколько?

— Остальные — нельзя, — коротко и строго отрезала Мала. — Ты должен запомнить: пока живешь в этом доме — делаешь только то, что я разрешу. Любая самодеятельность может закончиться очень плохо.

— Хорошо, — я вежливо склонил голову. — Пирожков еще много, нескоро съедим, так почему бы тебе не рассказать мне про Острова и ославов?

— Много, — согласилась Малена и со вздохом посмотрела на блюдо. — Тогда слушай. Жителей Звериных островов остальные жители Упорядоченного считают грубыми варварами, при этом еще разбойниками и пиратами…

К тому времени как с блюда исчез последний пирожок, Малена успела довольно много мне рассказать про своих сородичей. Я даже подыскал им аналогию из своего прежнего мира — народ севера под непонятным названием «варяги». Однако, как я уже говорил, сравнение оказалось очень и очень приблизительным, совпадая лишь по немногим общим чертам, а в остальном совершенно противоречиво.

— …разбойничают, конечно — куда без этого, но чаще сбиваются в наемные ватаги и идут на службу к князьям на материк… — Мала пресыщенно вздохнула и решительным движением подвинула блюдо ко мне. — Но это почти всегда в первую треть, реже до середины второй, а потом уже, если выживут, оседают на Островах.

— Треть?

— Первая треть жизни, — менторским тоном объяснила Малена. — Жизненный цикл ослава делится на три трети: первые две длятся ровно по тридцать лет каждая, а третья — уж как получится; некоторые и до двухсот лет доживают… — Девушка опять тяжело вздохнула и все-таки стащила последний пирожок с блюда. — Так вот, первая треть — период испытаний и становления, вторая — период мужества: каждый словен и словенка обязаны вернуться домой и определиться по жизни; ну а третья… третья — это период, исходящий из первых двух. А вообще, на нас много напраслины возводят. Ославы много трудятся — к примеру, за морским зверем ходят к Вечным Льдам, скотину разводят, в шахтах руду добывают. Островная черная руда, едва ли уступает по ценности знаменитой голубой, со Скалистого хребта, да и кузнецы ославские славятся на весь Упорядоченный, чтобы там хафлинги не плели…

— Хафлинги? — переспросил я, так как согласно труду преподобного Эдельберта, самой ближайшей аналогией этому народу были гномы из легенд моего родного мира. Правда, самих легенд так и не вспомнил — один образ бородатого могучего коротышки в рогатой железной шапке.