Прозрение

Вот уже несколько минут она стояла здесь, высокая девушка в темно-синем пальто с меховой оторочкой, моля Бога о том, чтобы его взгляд хотя бы на короткое время оторвался от бумаг, которые держал в руках старший сержант, чтобы он перестал думать о тех людях в ярко-зеленой форме, которые нескончаемым потоком поднимались на борт лайнера и среди которых были и его непосредственные подчиненные… Ей казалось, что он не может не откликнуться на ее упорный взгляд, в который она вложила всю силу своей души, но он не замечал ее.

Наконец Алекс закончил разговор с сержантом и рассеянным взглядом окинул толпу провожающих. Сердце Джудит бешено застучало. На какую-то долю секунды их глаза встретились, и она выдохнула его имя, но Алекс тут же отвернулся, словно не заметил ее. Он перекинулся еще несколькими словами со старшим сержантом и пошел по палубе по направлению к одной из дверей; нагнув голову, он скрылся в низком проеме…

Нет, наверное, он просто не заметил ее. Даже такой человек, как Алекс, не мог обойтись с ней так жестоко. Оставаться дольше на пирсе было теперь совершенно бессмысленно. На встречу с Алексом не оставалось никакой надежды, а при виде медленно удаляющегося корабля ей стало бы еще больнее. С трудом сдерживая рыдания, Джудит стала пробиваться обратно сквозь толпу бледных женщин с мокрыми от слез щеками. Впрочем, среди них попадались и такие же сдержанные, аккуратно одетые юные леди, как сама Джудит. Они только что распрощались с такими же сдержанными и воспитанными молодыми людьми, еще недавно сидевшими за партами в английских колледжах, а теперь покидавшими родные берега с благородной целью – послужить Отечеству и короне. Джудит скользила взглядом по лицам этих юных дам, пытаясь понять, удается ли ей самой сохранять столь же невозмутимый вид… Впрочем, едва ли кто-нибудь из них уходил в этот день из саутгемптонского порта в таком же смятении, как она, не дождавшись ни слова утешения от своих возлюбленных.

Джудит плохо помнила, как дошла до вокзала и села в вагон. За окном проносились идиллические пейзажи: луга, невысокие холмы, аккуратные фермы, средневековые города с узенькими улочками, но Джудит не обращала никакого внимания на эти красоты – она видела лишь собственное отражение в стекле вагона.

Мягкие пряди пепельных волос, правильные черты лица, классическая красота—вот такой он увидел ее. Светлые волосы, убранные наверх, в прическу, делающую ее еще более высокой; изящная и стройная фигура; голубые глаза, ясные и светлые, во взгляде которых не было и капли той волнующей глубины, которая была в его глазах – все говорило о ее холодности. Он считал ее неприступной и равнодушной. И ничто не могло убедить его в обратном.

Как только она увидела его, она забыла о своем решении отказаться от его предложения. Непреодолимое физическое влечение властной и безжалостной рукой смело, как ненужный хлам, все доводы рассудка, так, что она почувствовала себя такой безоружной перед этим чувством, какой никогда раньше не могла себя представить. Она лгала и скрывала свои истинные чувства, потому что боялась его насмешек над ними. А он, оказывается, смеялся над ее неприступностью и бесстрастностью – сейчас она понимала это!

Как изменился Алекс за последние годы! Она хорошо помнила его подростком: он был таким тихим, таким вежливым… И вдруг – такая разительная перемена… вместо воспитанного мальчика – распутник и гуляка, герой скандальных историй, исключенный из университета за несколько месяцев до получения диплома… Джудит вдруг поймала себя на мысли, что ни разу не задумывалась о том, что послужило причиной такой перемены. Тетушка Пэн поведала ей, что сэр Четсворт поставил сыну ультиматум: он поступает на военную службу и женится на нелюбимой девушке. Алекс был озлоблен. Он ненавидел ее, он ненавидел военную службу. По правде говоря, он ненавидел все на свете и боролся со всем на свете, кроме своего отца. А она даже не попыталась понять, в чем причина этой покорности.

Вместо того чтобы прийти Алексу на помощь, она сосредоточила все силы на борьбе со своими, такими естественными чувствами, боясь, что они заведут ее слишком далеко. Она хотела Алекса, хотела, чтобы произошло чудо и он тоже захотел ее, но ей и в голову не приходило, что сначала нужно попытаться понять, кем стал этот вчерашний мальчик. Джудит поняла, что то ее чувство нельзя было назвать любовью. Любовью было то, что она ощущала теперь, – та душевная боль, которую она испытывала, вспоминая этого несчастного человека, все поведение которого было проявлением отчаяния и полного одиночества. Под стук колес она вспоминала его гневный взгляд и слова, полные горечи. Такие, как Алекс, не просят о помощи. Они борются в одиночку, если только друг сам не придет на помощь.