Прозрение. Спроси себя

Моторист пружинисто и легко поднялся с места, успев заметить пристальный и сосредоточенный взгляд Федора Каныгина. Тогда он повернулся так, чтобы не видеть технорука запани, и с вызывающей прямотой поднял свои синие глаза на судью.

«Мне бы в лес с тобой сходить прогуляться, — с наглым озорством подумал Девяткин. — Там бы мы быстро разобрались, кто есть кто. Хороша баба!»

— В предыдущих показаниях вы сообщили суду, что с момента пожара находились на месте стоянки катера.

— Точно! И сейчас подтверждаю.

— Вспомните, когда возник пожар?

— Часов в одиннадцать. Может, чуть позже.

— Вы там были?

— Нет.

— А как вы узнали о пожаре?

— Услышал, как рельс загремел, и побежал к запани. А когда свернул от магазина на тропку — так дорога короче, тут и запань прорвало.

— Значит, о возникновении пожара вы ничего не знаете?

Девяткин доверчиво улыбнулся и пожал плечами.

— Откуда, извини-подвинься?

— А в момент аварии вы где находились?

— Около катера.

— Первый пожар возник в десять утра?

— Не помню.

— Прошу пригласить свидетельницу Варвару Косичкину, — сказала Градова.

— Я свободен? — спросил Девяткин.

— Еще нет.

В зале суда появилась рослая, высокая и крепкая женщина лет тридцати, которая слегка растерянно и смущенно оглядывалась по сторонам. Простые волосы цвета вороньего крыла были свиты у женщины чуть пониже шеи в прочную косу.

— Свидетельница Косичкина, вы работаете в столовой Сосновской запани?

— Да.

— Вы помните, когда начался первый пожар?

— В десять часов утра.

— Почему вы так точно запомнили время?

— Я на работу пришла в половине десятого, мне нужно было прокипятить халаты в баке. Покуда собрала белье, разожгла костер, прошло минут пятнадцать. А потом я за содой пошла — кладовщик наш приходит в десять. При мне он кладовку открывал.

Судья поблагодарила женщину, кивнув ей как старой знакомой, хотя и видела всего-то во второй раз, и отпустила.

— Свидетель Девяткин, авария запани произошла в десять часов двадцать шесть минут. Об этом имеется официальный акт. Вот он.

— Пусть будет по-вашему, — недовольно буркнул моторист. — Я что упомнил, то и сообщаю.

— Таким образом, разрыв по времени между началом пожара и аварией составляет всего двадцать шесть минут.

— Может быть, — вздохнул Тимофей Девяткин, раскачиваясь на носках и держа руки за спиной.

— Суд предупреждал вас, что вы обязаны говорить только правду, — напомнила Градова.

И в эту минуту у Девяткина не хватило выдержки. Он с дерзкой ухмылкой заявил:

— Мне работать надо было, а не на часы глядеть! Что же это получается, извини-подвинься? Рабочий человек делом занят, а его за это по загривку? Не годится так. Может, у меня и часов-то сроду нет.

— Скажите, свидетель Девяткин, вы перевозили пионеров на своем катере?

— Было дело. Я рассказывал.

— Никого из детей не запомнили?

— Куда там! Они мне спасибо сказали и побежали. Помнится, правда, какая-то девочка с веснушками была.

— Из какого лагеря были пионеры?

— Чего-нибудь полегче спросите, извини-подвинься. Дети — они же все одинаковые. Да и зачем мне было спрашивать, сами посудите? Если бы я, конечно, знал, что вы спросите, тогда бы обязательно узнал. Это как пить дать!

— Пригласите свидетеля врача Терентьеву, — сказала Мария.

— Я свободен? — спросил Девяткин.

— Пока нет.

В зале суда было очень тихо, и люди, казалось, не дышали, увлеченные процессом, как театральным спектаклем.

По вызову судьи вошла невысокая женщина, загорелая, легкая в движениях.

— Где и кем вы работаете, свидетельница Терентьева?

— Детским врачом в пионерском лагере «Буревестник».

— Вы не помните, отлучался кто-либо из детей вашего лагеря четырнадцатого июня за пределы территории «Буревестника»?

— Хорошо помню. Никто не отлучался.

— Почему?

— В этот день проходил общий медицинский осмотр детей в связи с имевшим место случаем заболевания дизентерией.

— Когда детям было разрешено выходить из помещения?

— Только после обеда.

— Может, мои пионеры были не из «Буревестника»? — Тимофей Девяткин рассмеялся.

Отпустив врача, Градова открыла один из томов дела и прочитала:

— «Сообщаем, что в районе Сосновки и прилегающих районах имеется только один пионерский лагерь «Буревестник». Это справка, — уточнила судья, — подписанная секретарем обкома комсомола и начальником здравотдела областного исполкома. Ознакомьтесь, свидетель Девяткин.

Но моторист, не взяв справку, огрызнулся:

— Знал бы, что так все обернется, я бы у своих пионеров тоже справочку взял. Зачем перевозил их, дурак?!

— Не перевозили вы пионеров! — сказала судья, слегка повысив голос.

— Я вам рассказал, как было.

— Вы говорите неправду, тем самым усугубляете свою вину.

Тимофей продолжал запираться, и тогда Градова пригласила в зал свидетеля Лужина. Журналист подозрительно посмотрел на Девяткина, словно оценивая его заново, и подошел к судейскому столу.

— Когда вы делали свои фотографии, которые передали, суду?

— Примерно с десяти до одиннадцати.

— По какому признаку вы определяете это время?

— Когда я делал последний снимок, обратил внимание, что пахнет гарью. Потом увидел пламя на берегу. Побежал. Здесь я и застал пожар. Горела столовая. Затем произошла авария.