Прозрение. Том 2 (СИ)

Иногда он тревожно оглядывается: его беспокоят дикие запахи дэля. Я зверей не боюсь, только людей.

Энрек не знает, что десятью километрами выше над нами барражируют шлюпки. Две пары.

В первой паре на ведущей двойке Рос, во второй — Дерен. В одну шлюпку этих двоих сажать бессмысленно: парни решают сверхзадачи принципиально разными способами.

Я не смотрю вверх, но ощущаю своих так ясно, словно шлюпки кружат прямо над головой.

Я перестраховался, но мне всё равно неспокойно.

А ещё я с трудом терплю инспектора. Всё в нём кажется чужим, и даже запах оседает во рту металлом.

Хатт…

—…В каких облаках ты витаешь, Агжей?

— Я обо всём распорядился, господин инспектор.

Он поворачивается ко мне, и я делаю полшага назад, у меня и так уже чувство, что нажевался гвоздей.

Энрек скалится. Ему весело и душно. Он так и не привык к влажной кьяснинской жаре.

— Мне говорили, что где-то здесь живёт твоя дочь?

— Да, господин инспектор.

Кулаки наливаются сталью. Не надо говорить мне про Пуговицу. Одно моё неловкое движение, и этот разговор совсем не туда заведёт.

Энрек не успеет, он стоит в трёх с половиной метрах и смотрит в другую сторону.

Это минимум полторы секунды: повернуть голову, сообразить, прыгнуть на перехват.

Он в курсе, что я напряжён, но не знает причин и, в общем и целом, доверяет мне. Настолько, насколько он вообще способен доверять двуногим.

Хайбор внутри него знает: двуногие — коварный народ. Минутная блажь, и человек уже летит с километровой высоты в пропасть.

Инспектор и иннеркрайт полагают, что упасть им помешает защитный периметр, но я знаю, что помешает он только Энреку.

На Адаме Джастине армейская защитная сетка, основанная на эффекте домагнитного напряжения, а барьер простой, субатомный. Возникнет рекстаз, по-простому «завязка», и инспектор будет продавлен через защитное поле полем своей же защиты.

Хорошо, если его не порвёт на части. Но и от падения с такой высоты разбалансированный доспех не спасёт.

Я не думаю об этом, мои мысли легко прочесть. Я просто знаю.

Энрек стучит ногой по платформе, словно бы проверяя её на прочность. Он нюхом чует натяжение нитей причинности.

Иннеркрайт смотрит вверх, потом на меня. Догадался.

Я отвечаю глазами: «Да, всё верно, там наши». Он нервно кивает. Визит инспектора и без меня достаточно нервная штука.

Почему инспектор спросил про дочку?

Ненависть наплывает горячей пеленой, и сталь во мне нагревается. Однако я долго вчера работал над восприятием и ухитряюсь перехватить контроль над гормонами.

Тело сбрасывает жар, я покрываюсь холодным потом.

А вот это уже совсем не моё. В пот меня в здоровом состоянии не бросает.

Может, я заболел? Траванулся чем-то? Но где? Ни в храме, ни на корабле меня не отравят.

Пот липкий. Сердце колотится.

Какое гадкое состояние, как первый подъём из медкапсулы после ранения. Слабым становишься, будто ребёнок.

Говорят, война с хаттами началась потому, что им нужен был качественный биологический материал. Дети.

Много детей. Их чем-то не устроили контрабандные поставки с Э-лая и тёмных секторов, и они посчитали логичным обратиться к тем, кто управлял Империей и Содружеством. Предложили график поставок и выгодные цены.

Горячая сталь опять заполняет тело.

— Ты плохо выглядишь, капитан, — говорит Энрек. — Может, ты перегрелся? — Он переключает режим охлаждения воздуха над платформой на ступень выше. — Кончай психовать, отдохни? Провинцию я знаю, да и автогид нам поможет. Справлюсь один. Сядь. Водички попей, а я поразвлекаю нашего гостя.

Кот… Как есть кот.

Зачем он только увязался за нами!

Раздражение вспыхивает и гаснет. Снова вспыхивает. Стальная тяжесть борется с пульсирующим жаром. В висках начинает стучать, и я валюсь в прогулочное кресло.

Вижу, как Энрек идёт к инспектору, указывает рукой вправо, начинает что-то рассказывать.

Я не слышу, о чём они говорят. Стук в ушах заглушает посторонние звуки: «Хатт, хатт, хатт!»

Что со мной?

Энрек обеспокоенно оглядывается через плечо. Значит, он не мысли читает, а отреагировал на мой внешний вид.

Плохо.

Инспектор тоже оборачивается, хмурится, что-то тихо спрашивает у Энрека.

Я подаюсь вперёд, поднимаясь из кресла. Мне нужно слышать, о чём они говорят.

В лицо устремляется палуба прогулочной платформы.

— Врача! — рычит Энрек над ухом.

Я ещё успеваю подумать: «Зачем ему врач?»

* * *

Перед глазами паутина, покрытая капельками росы. Капельки сами собой вскипают и лопаются, рассыпаясь водяной пылью. И оседают на паутину крупинками снега.

Вода не может вот так лопаться, но я не удивляюсь.

Мне знаком этот странный мир, где вода сразу жидкая, кипящая и застывшая.

Я знаю, что сплю, и пробуждаться не хочется.

Даже сквозь сон я чувствую боль. От боли тянет нырнуть в воду сновидений ещё глубже, вздуться каплей на паутине и рассыпаться снежной пылью.

Я ухожу.

Не знающим куда,

Не бросить в след недоуменный взгляд.

Не бросить в след снежок.

Не встать след в след.

Я ухожу туда,

Где места нет

Снежкам, следам…

Где все дороги сквозь.

Вот так же снег ложится на ладонь…

Немного боли…боли ли?

И гость

Изнеженный свой изменяет путь.

И к небу ближе от воды чуть-чуть…