Пруссия без легенд

Какое впечатление оказывает на нас это государство? Прежде всего естественное: отчуждение. С нашими нынешними либеральными, демократическими, национальными, социальными, культурными государственными понятиями это государство имеет столь мало общего, что иногда удивленно спрашивают: правда ли, что то, о чем мы здесь говорим, происходило всего лишь 200 лет назад? Не будем однако забывать, что это справедливо и в отношении всех прочих европейских государствах 18 века (относительно неевропейских стран естественно справедливо лишь недавно). Кто меряет прошлое по современным меркам, лишь показывает недостаток исторического сознания. И без того это достаточно некорректно, что всегда только современность может писать историю прошлого, и никогда прошлое — современную историю. Житель Пруссии 18-го столетия, если бы он столкнулся с немецкой историей 20-го века, над многим бы покачал головой — и над многим бы ломал руки в отчаянии.

Второе чувство, которое вызывает рассмотрение прусского государства разума — это, безусловно, уважение перед его достижениями, да, эстетическое удовольствие от произведения искусства, которое оно собой представляло. Как это тут одно за другим следует и одно за другое цепляется, как это все собранное воедино служит одной и той же цели, и как чисто и основательно эта суровая построенная государственная машина функционирует! И хотя в определенной степени вращает эта машина сама себя, благодаря своей хорошо продуманной конструкции — без произвольных зацеплений и без избыточной жестокости, а часто даже с холодной человечностью в качестве побочного продукта. Это все чудесно рассматривать и это пробуждает такое же эстетическое удовольствие, как совершенная музыкальная фуга, или безустанно исполняемая соната, или же как один из остроумных механизмов времен ранней индустриализации. Много души вложено в это суровое государство, и вполне возможно им восхищаться.

Но вдруг что-то останавливает нас в восхищении. Это нечто — скорее вопрос, чем возражение. А вопрос вот в чем: для чего все это? Пруссия побуждает своих подданных к выполнению долга, но какой долг собственно оно само выполняет? Все должны служить "идее Пруссии" — а какой идее служит Пруссия? Мы не находим никакой идеи: ни религиозной, ни национальной, никакой идеи того толка, что называют в нынешние времена "идеологической". Это государство служило лишь самому себе, служило своему сохранению, которое к несчастью, поскольку так уж сложилось географически, означало одновременно и неизбежно его расширение. Пруссия была самоцель, и для ее соседей она с самого начала была опасностью и угрозой. Оно было разъединенным, и не вызывает удивления, что многие кроме того желали, чтобы оно исчезло совсем. Это было уже при Фридрихе Вильгельме I., когда он сделался столь ужасающе сильным, и тем более при Фридрихе Великом, который использовал эту силу — разбойничье использование, что следует констатировать при всей объективности. В войнах Фридриха Великого право почти всегда было на стороне его врагов. И тем не менее герой этих войн — Фридрих, а его противоправные деяния блекнут перед его геройским поступками. Столь несправедлива порой история.

Пруссия не должна была существовать. Мир мог бы обойтись без нее. Она существовать желала. Никто не приглашал эту малую страну в круг европейских держав. Она сама напросилась и пробилась туда. Но как это делалось в течение половины столетия — с воодушевлением, хитростью, нахальством, коварством и героизмом — это достойный внимания спектакль.

Глава 3. Маленькая великая держава

Благосклонность обстоятельств

Приключения Фридриха Великого

Недооцененный прусский король

Пруссия становится государством двух народов

Деяния Фридриха Великого в основных чертах известны и нынче. Он отнял у австрийцев Силезию, а у Польши Западную Пруссию — обе без каких-либо правовых или моральных оснований — и тем самым, наконец, дал своему собственному государству единое пространство, по крайней мере в его части к востоку от Эльбы. Однако его собственный славный подвиг был в том, что свою силезскую разбойничью добычу — а именно разбоем это и было — он успешно защитил во время Семилетней войны против коалиции трех европейских великих держав (Австрии, Франции и России). Это было достижение, которое, собственно говоря, далеко превосходило пределы сил все еще малой и бедной Пруссии, и хотя в конце концов непредвиденное счастье ей улыбнулось, все же оно граничило с чудом. Только лишь это достижение поставило Пруссию в ряд великих Европейских держав — пусть даже последней и самой малой в этом ряду. Само по себе присоединение Силезии и Западной Пруссии, несмотря на увеличение территории и населения, не играло при этом роли. Ведь государство, которое в течение семи лет без поражений вело войну против трех великих держав, должно было само быть великой державой. Такое невероятное исключение и произошло в случае с Пруссией.