Пруссия без легенд

Так что Пруссия получила свою компенсацию за потерю Польши в конце концов в том месте, где она ее никак не ожидала и где это было совсем некстати: в Рейнской области. Граница, которую там надо было защищать, все еще считалась угрожаемой; "Стража на Рейне" была незавидной задачей. Население, которое теперь отошло к Пруссии, было настолько "непрусским", насколько это возможно — в гражданском смысле, в городском; оно было католическим, долгое время привычным к церковному владычеству, а в недавнем прошлом к французскому. Английский историк Тэйлор называет уступку Рейнской области в какой-то степени злой шуткой Великих держав по отношению к Пруссии. То, что там находятся крупнейшие в Германии залежи угля и что однажды там возникнет самая крупная немецкая индустриальная область, тогда никто и представить не мог.

Пруссия вышла с Венского конгресса в поразительно изменившемся территориальном облике: она состояла из двух отделенных друг от друга массивов земли на востоке и на западе, которые выглядели на карте, как Бог-отец и Адам на известной фреске Микеланджело в Сикстинской капелле, так сказать протягивавших навстречу указательные пальцы, но не касаясь ими друг друга. Это удивительное разорванное тело государства очень подходяще символизировало не совсем удачное возрождение Пруссии, наполовину поражение, которое все еще не отставало от нее, обоюдоострый успех, с которым она вышла из великого наполеоновского кризиса, вопреки 1813–1815 годам. Она была теперь с божьей помощью снова в определенной степени значительным, в определенной степени устойчивым государством, но она не была больше старой Пруссией, дерзкой, авантюрной, свободно действующей малой великой державой, которой была ранее. Она была зависимой, встроенной в европейскую систему и зависимой от других, более сильных, отойти от которых она не отваживалась и которые даже определяли её границы — так определяли, как сама Пруссия и не помыслила бы сделать. Дикая лошадь была обуздана и шла теперь в упряжке.

Глава 5. Три черных орла [51]

Другая Пруссия

Консолидация и реакция

Немецкий Союз Пруссии

Капитуляция при Ольмюце [52]

В десятилетия после 1815 года миру предстала другая Пруссия. В 18-м веке это было прогрессивное, воинственное и свободомыслящее государство эпохи Просвещения. Пруссия времени между Наполеоном и Бисмарком была реакционным, мирным, подчеркнуто христианским государством романтизма.

Правда, романтическим и реакционным была вся наступившая тогда эпоха, и в этом смысле Пруссия снова осталась верной себе, когда она и теперь — как привыкла — шла в ногу со временем; и еще в том проявлялась старая Пруссия, что она не только шла в ногу со временем, но и так сказать маршировала — строевым шагом, как рота на военном плацу, начиная с точно исполненного поворота кругом.

Пруссия начала столетия была нацелена на то, чтобы воспроизвести сверху Французскую революцию, и побежденная Пруссия в годы между 1806 и 1813 во многих областях и вправду сделала это. Правда, реформы, как мы видели, уже тогда натолкнулись на ожесточенное внутреннее сопротивление, и победа над Наполеоном одновременно была и победой этих сил реакции.

Необходимо понять это. Внутреннюю и внешнюю политику в большом европейском кризисе невозможно однозначно отделить друг от друга. До 1813 года Пруссия пыталась оставаться в этом кризисе нейтральной, дважды она на короткое время, вольно или невольно, была в союзе с Францией. С этим сочеталось то, что она на свой манер восприняла современные французские идеи и занялась политикой реформ. Однако же в решающий последний момент она наконец присоединилась к антифранцузской коалиции старых держав и одержала с ними победу, и эта победа парализовала деятельность партии реформ. Пока Франция была победоносной, её идеи казались неотразимыми. С победой старых держав, к которым теперь принадлежала Пруссия, возродились и прежние идеи. С виду ведь они были и более сильными. Сама Франция поторопилась вернуть назад династию Бурбонов. Пруссия не нуждалась в реставрации монархии Гогенцоллернов, но о реформах она больше не желала ничего знать.