Пруссия без легенд

Чтобы достичь своей цели, Бисмарк вошел в два противоречащих друг другу и не совсем искренних союза. С одной стороны, с германскими правителями земель, которым он оставил кажущийся суверенитет вместе с монархическими титулами и пышностью дворов, чтобы подсластить действительное их подчинение Пруссии. С другой стороны, с "немецким народом", то есть с либеральным и демократическим немецким национализмом, которому он дал обещанные великие цели 1848 года — Кайзера и Рейх, а кроме того еще и свободно избранный германский рейхстаг — но которому им однако предполагалась лишь благодарственно-одобрительная роль. С государями все прошло более-менее гладко. Но немецкий народ и германский рейхстаг сильно разочаровали ожидания Бисмарка. Вместо того, чтобы быть благодарными, они были требовательны. Там, где Бисмарк хотел дать им лишь мизинец, они жадно схватили всю руку.

Его король и император, с которым в начальные годы ему приходилось столь тяжело бороться, позже не причинял Бисмарку более никаких трудностей, и даже пресловутый земляческий "партикуляризм" южных немцев был всего лишь кажущейся проблемой — баварцы могли сколько угодно поносить "проклятых пруссаков", отделения Баварии бояться было нечего. Но рейхстаг довольно скоро стал пруссаку Бисмарку действительно неуютен. Этот свободно избранный германский парламент с самого начала оттеснил в тень избранный публично и непрямым образом на основе трехклассного избирательного права прусский ландтаг. Снова и снова вынужден был рейхсканцлер появляться перед рейхстагом и вести изнурительные дебаты, и тем самым прусский премьер-министр Бисмарк (к его большому неудовольствию) со своей стороны все более попадал в тень рейхсканцлера Бисмарка. В рейхстаге наиболее отчетливо проявлялось изменение сознания, о котором мы говорили, вытеснение специфического прусского чувства государства одолевающим его немецким национальным чувством. Бисмарк ощущал это, не имея возможности назвать по имени этого неуловимого противника. Он даже вынужден был все более прислуживать ему своими речами, если он не хотел нарушить свой действительный или кажущийся союз с немецким национализмом.

Вместо этого он взялся за то, что называл "партийным духом" и что было все же лишь естественным выражением быстро развивавшейся живой национальной демократии. Обе больших внутриполитических схватки рейхсканцлера Бисмарка имели отношение к обеим большим немецким народным партиям и к социал-демократической партии Германии. Он называл их "враги рейха". В действительности они были настоящими имперскими партиями и остались существовать и поныне. Попытки Бисмарка подавить их — центр в "культурной борьбе", а СДПГ посредством социалистических законов — заполнили семидесятые и восьмидесятые годы внутриполитической шумихой; они были безрадостными внутриполитическими главными темами эпохи Бисмарка. В обоих случаях перепало также и нечто полезное: в "культурной борьбе" — гражданский брак и ликвидация духовного надзора за школами, в борьбе против СДПГ — эпохальное изобретение социального страхования. Но обе в политическом конечном результате окончились для Бисмарка поражением. Центр и СДПГ не стали слабее, а наоборот сильнее. Это поражение объясняет то, что незадолго до своей отставки Бисмарк совершенно серьезно прорабатывал идею распустить империю и заново основать её как чистый союз монархов, но при этом упразднив рейхстаг или по крайней мере избирательное право по его выборам.

Внутриполитическая атмосфера империи Бисмарка в ее первые двадцать лет была недоброй и удушливой, и сам Бисмарк, при всей высоте своей власти и славы, явно стал жестче в эти двадцать лет. Оба явления объясняются тем, что прусские расчеты Бисмарка при основании империи не оправдались, и что империя, вместо того, чтобы стать большой Пруссией, стала развивать свою собственную непрусскую жизнь и переросла Пруссию. Бисмарк противился этому, упорно и изобретательно, в том числе жестоко, но напрасно. Его создание было сильнее его. Тем не менее, пока Бисмарк оставался на своем посту, продолжала существовать и Пруссия. Внутреннюю политику Бисмарка между 1871 и 1890 годами можно свести к простой формуле: в ней выражается в последний раз сопротивление Пруссии восходить в Германии — напрасное сопротивление. Это был последний, долгий и несчастливый арьергардный бой Пруссии.