Прусский террор

— Ну что же, тогда, друг мой, — сказал бургомистр, — выпей стаканчик вина за здоровье господина Бенедикта, которого ты захотел повидать.

— Два, если можно, он их вполне заслуживает! Да! Он-то не шутит с пруссаками. Гром и молния! Как же он расправлялся с ними во время сражения при Лангензальце!

— Как, и ты там был? — спросил бургомистр.

— А как же! Был там и злился, что сам не мог так же хорошо поработать с этими кукушками!

— Почему ты называешь их кукушками? — спросил журналист.

— Да потому, что они ведь всегда лезут в чужие гнезда и подкладывают туда свои яйца!

— Но как ты узнал, что я здесь? — спросил Бенедикт, слегка смущенный таким бесцеремонным вторжением.

— Да чего там! Велика хитрость! — сказал Ленгарт. — Иду я спокойно по улице, вдруг ко мне подбегает собака и прыгает мне прямо на грудь. «Смотри, — говорю я, — это же Резнун, собака господина Бенедикта». Тут ваши люди стали разглядывать меня будто диковинку, потому как я произнес ваше имя. «А он, что, здесь, господин Бенедикт?» — спрашиваю я их. Они отвечают: «Да, он здесь, раз обедает у вашего бургомистра, господина Фелльнера, славного человека, у которого вино доброе… За здоровье господина Фелльнера!» Тогда я говорю себе: «Надо же, а ведь и правда! Это мой бургомистр, потому как со вчерашнего дня я обосновался во Франкфурте, а раз это мой бургомистр, я спокойно могу подняться к нему и поздороваться с господином Бенедиктом».

— Ну вот теперь, раз ты уже со мною поздоровался, дорогой Ленгарт,

— сказал Бенедикт, — и раз ты уже выпил за здоровье господина бургомистра…

— Да, но я еще не выпил за ваше, мой молодой хозяин, мой благодетель, мой бог! Ибо вы — мой бог, господин Бенедикт. Когда я говорю о вас, когда я рассказываю о вашей дуэли, во время которой вы уложили сразу троих, одного за другим, одного — саблей, тот был крепкий, господин Фридрих фон… вы его знаете, правда? Другого — из пистолета, журналиста, такого верзилу, в вашем роде, господин Фишер.

— Спасибо, друг мой.

— Вроде я вам ничего плохого не сказал, а третьего…

— Да оставь же этих господ в покое, — вставил Бенедикт.

— Они в покое и есть, господин Бенедикт; смотрите как они все слушают.

— Пусть говорит дальше, — сказал доктор.

— Да если вам и не хочется, я все равно продолжу. Ах! Стоит мне заговорить о господине Бенедикте, никак умолкнуть не могу. А третьего

— кулаками, этот никуда не годился. Не пожимайте плечами, господин Бенедикт, если бы вы захотели убить господина барона, это только от вас зависело, и вы бы его убили. Если бы вы захотели убить журналиста, и это только от вас зависело. Наконец, если бы вы захотели убить столяра, это тоже только от вас зависело.

— Так и есть, — сказал бургомистр, — мы читали всю эту историю в «Крестовой газете». Честное слово! Я же ее прочел, не подозревая, что это случилось именно с вами.

— А предсказание судьбы! — продолжал Ленгарт. — Это он нам расскажет! Он всеведущ, как колдун! Лишь взглянув на руку несчастною ганноверского короля, он предсказал ему все, что с ним случилось. Сначала победа, а потом — кубарем вниз. Эх-эх, господин Бенедикт, не хотел бы я, чтобы вы мне предсказали, будто мне жить осталось неделю. Гром и молния! Я бы тут же заказал себе гроб.

Бургомистр слегка побледнел; Фишер сделал непроизвольное движение; г-жа Фелльнер поднесла платок к глазам.

— Ну а вам всем он предсказал, что с вами все будет хорошо?

— Нет, предсказал, что с нами все будет плохо, — сказал журналист, пытаясь рассмеяться.

— Будет вам! — сказал Бенедикт. — Было это вечером, после обеда, видел я плохо, уверен, что если бы я теперь посмотрел…

— О да, да! — воскликнула г-жа Фелльнер. — Посмотрите, господин Бенедикт, посмотрите еще раз, умоляю вас.

— Я и сам бы этого хотел, — сказал Бенедикт.

— О, и я тоже, — воскликнул бургомистр, — вам не удастся сделать мне предсказание хуже того, что вы сделали мне в первый раз!

Бенедикт взглянул на руку бургомистра. Все глаза устремились на него. Это искусство, столь новое и столь древнее, разжигает любопытство даже тех, кто в него не верит.

Открытое и улыбающееся лицо молодого человека вновь стало серьезным, почти суровым. Он отпустил руку бургомистра и после минуты молчания сказал ему:

— Господин Фелльнер, мне хотелось бы сказать вам несколько слов, но только вам одному.

Господин Фелльнер встал и прошел в комнату рядом. Бенедикт последовал за ним.