Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах

Как вы уже знаете из моих предыдущих рассказов, в двух-трех минутах пути от ресторана, если идти по одной из улиц, ведущих к центру города, располагается дом Кондрата, который и на этот раз «случайно» оказался на нашем пути.

Что любопытно, никто из наших попутчиц, – а таких за прошедшие годы можно было уже считать десятками, если не сотнями, – не успевали удивиться или даже спросить, куда это мы направляемся, когда войдя в неприметную калитку, мы оказывались на пороге дома. То же случилось и на этот раз.

Хата № 1 (квартиры нашего базирования, как вы помните, мы нумеруем по мере удаленности их от ресторана) встретила нас темными окнами, что было хорошим знаком: нет-нет, а раз или два в месяц сюда наведывалась мама Кондрата Ивонна Ульяновна – ей казалось, что таким образом она сможет нас, по ее мнению, патологических разгильдяев, контролировать, то есть держать в разумных рамках поведения.

Кондрат щелкнул ключом в замке, дверь отворилась и мы вошли в просторную прихожую. Открытый проем в левой ее части вел в просторную кухню, а прямо напротив входа одна за другой располагаются две небольшие проходные комнаты. Все в этой квартире было скромно и без особых затей, даже туалет располагался во дворе, а сколько хороших, теплых воспоминаний будило это место в наших с Кондратом сердцах.

Алла вошла последней; увидев постеленные повсюду ковры и дорожки, девушка тут же скинула босоножки, затем осмотрелась и сказала:

– А вы знаете, тут классно, мне лично здесь нравится.

– Алла, – укоризненно оборвала ее Регина, – мы здесь всего на несколько минут. Правда ведь, мальчики? Нам еще нужно поспеть в лагерь.

– Конечно, – преувеличенно серьезно отозвался Кондрат, затем добавил двусмысленно: – Нам обязательно везде и во всем надо поспеть.

Наполнив водой из крана огромный, литров на пять чайник, Кондрат установил его на газовую плиту, затем, чиркнув спичкой, зажег под ним газ.

– Что будем пить, чай или кофе? – подняв голову и вопросительно посмотрев на Кондрата, которому еле доставала до плеча, осведомилась Алла.

– Да просто воду поставил, – без улыбки буркнул тот. – Подмываться.

Я обожаю после этих слов, нередко вот так произносимых Кондратом на подобный вопрос, наблюдать за реакцией девушек – в каждом отдельном случае, а их в нашей практике, как вы уже поняли, случалось предостаточно, реакции на это заявление следовали совершенно различные – тут можно было увидеть и услышать все что угодно: и вскрики ужаса, и недоумения, возгласы удивления или тревоги, изредка это был понятливый смешок; Алла же, как мне показалось, попросту немного растерялась.

– Ах, вот как! – воскликнула Регина трагическим голосом. – Я так и знала, что этим все закончится. И теперь, как я понимаю, мы будем рассчитываться за ужин в ресторане! Ведь правда, мальчики? Что скажешь, Кондрат? Или это твоя затея, Савва?

«Вот ведь вредная девчонка!» – едва успел подумать я, как Регина, повысив голос до самой высокой ноты, воскликнула:

– Откройте сейчас же двери, я немедленно ухожу отсюда.

Кондрат тяжело вздохнул и выразительно поглядел на меня, а я тем временем лихорадочно соображал, как бы все тихо и без скандала обустроить в лучшем виде. Обстановка создалась хотя и не критическая, но все же достаточно напряженная. И вдруг, весьма неожиданно, мы получили в лице Аллы важную во всех отношениях поддержку:

– Лично я никуда не ухожу, – заявила она и с вызовом поглядела на подругу.

Я указал глазами Кондрату на Регину. Пусть он и займется девочкой, решил я, так как мне не хотелось в этот вечер быть насильником и мучителем, для этого у меня было неподходящее настроение. Кондрат же, когда это требовалось, умел быть настойчивым и даже жестким, тем более что Регина всю дорогу сюда держалась с ним рядом и, таким образом, сама сделала свой выбор.

Кондрат решительно обнял Регину за талию и сказал:

– Хорошо, мы сейчас пойдем и подумаем вместе, как нам жить дальше. – С этими словами он увлек девушку в дальнюю комнату-спальню. Проходя через «мою», первую комнату, Регина, видимо заметив стоящий на телевизоре череп, шарахнулась в сторону и взвизгнула.

– Тише-тише, успокойся, – проговорил Кондрат. – Этот череп – всего-навсего память об одной из наших бывших подружек. И в этом состоянии он уже никому не может принести вреда.

Скрывая улыбку, я поставил на новую, японскую, ультрасовременную вертушку пластинку, игла сама плавно опустилась на нее, и спустя пару секунд комната наполнилась чарующими звуками итальянской музыки. Я повернулся к Алле – она, стоя у постели, стягивала с себя последний предмет туалета – розовые ажурные трусики. Не скажу, чтобы это меня огорчило, и я специальным регулятором убавив свет в комнате до минимума, продекламировал стихотворение автора, имени которого, увы, не помню:

«Задуем лишнего свидетеля свиданья,
Последний канделябр, мерцающий в ночи,
Да воцарится вместо зренья осязанье
И пыл любовный вместо пламенной свечи!»