Вернувшись, я строго-настрого запретил Петру покидать вагон, а сам с пятилитровой канистрой портвейна в руке и полотенцем подмышкой, отправился в гости к соседям и вскоре постучал в двери главного из пяти вагонов – бригадного, или так называемого жилого вагона. На окне дернулась занавесочка – кто-то из ребят выглянул наружу, и мне тут же открыли, – опытные проводники знают, кто к ним может прийти вот так запросто, с канистрой вина.
После короткого знакомства и последовавшего за этим пятиминутного разговора о житье-бытье с ребятами-проводниками, которых в вагоне оказалось трое, я был приглашен искупаться в их настоящем душе, где не надо было экономить каждый литр воды. Итак, не жалея теплой воды и мыла, я надраивал тело целых полчаса, тщательно смывая накопившуюся за время дороги грязь.
Хозяева тем временем степенно угощались портвейном, а на электроплитке в огромной сковороде жарилось мясо с луком, причем и на мою долю тоже, так как, по словам рефрежераторщиков, мяса у них было в изобилии. В свой вагон я вернулся спустя час чисто вымытым и побритым, держа в руке увесистый сверток жареного кусками мяса.
Глава вторая
Пока я расчесывался перед небольшим зеркалом, вделанным в боковину полки, а затем доставал из сумок чистые носильные вещи, Петро с наслаждением жевал хорошо приготовленное мясо, запивая его «Фетяской», а в паузах, отставив в сторону стакан и вилку, от избытка чувств восторженно хлопал в ладоши. Глядя на мои приготовления, он, конечно же, понимал, что я не зря прихорашиваюсь; учитывая, что наши разговоры о женщинах в отсутствии оных становятся болезненно-вредными, он взлелеял надежду, что вот-вот в наш вагон, – если нам, конечно, повезет, и мы повстречаем в Витебске, куда мы вскоре должны были прибыть, таковых, – войдет парочка прекрасных местных фей.
– Я знаю, Савва, если уж ты взялся за дело, толк обязательно будет, «снимешь» и доставишь в вагон любых девочек, – сказал он.
– Ты бы лучше подумал о том, дорогой коллега, как побыстрее избавиться от своего зверинца, – строго, дабы остудить его просыпающийся любовный пыл, сказал я напарнику, имея в виду мандовошек, которые, как оказалось, водились у Петра, причем в пугающем количестве. О своих попутчиках-паразитах Петру стало известно лишь позавчера, когда мы уже находились в дороге, и что-либо предпринять против них в наших стесненных дорожных условиях было невозможно.
Совсем не обрадовавшись этому известию, я ограничил напарнику зону его перемещения в купе, разрешив пользоваться исключительно нижней полкой, в душе надеясь, что «эти подлые насекомые» поленятся подняться на вторую полку, на которой я обитал.
Вскоре наш состав сбавил ход, а затем и вовсе остановился; впереди по обе стороны от путей виднелись уже намозолившие нам за время поездки глаз своей однообразностью неприхотливые станционные строения – Витебск-товарная. Обходчик, которого пассажирам любого поезда обычно слышно еще задолго до его появления благодаря шуму, который он производит, постукивая своим молоточком по крышкам букс, сообщил нам, что в Витебске наш состав простоит, как минимум, несколько часов.
Мы весьма обрадовались этому сообщению – после длительного сидения в запертом пространстве купе нам уже просто необходимо было хоть как-нибудь развеяться, да хотя бы размять ноги на твердой земле, а также не мешало прикупить в дорогу чего-нибудь съестного, что могло хоть как-то скрасить наш суровый дорожный быт. Захватив с собой немного денег, мы заперли двери вагона и направились в сторону товарной станции, рядом с которой, к нашей радости, обнаружили действующий в этот час небольшой продовольственный рынок.
Этот рынок, располагавшийся на пристанционном пустыре, был почти сплошь уставлен всевозможными магазинчиками, будками и киосками, а также навесами для торговли привозной колхозной и домашней продукцией. Лишь половина из магазинов в этот час функционировала, да и народу на рынке было немного.
Мы не спеша обошли его, осмотрели все представленные на нем неприхотливые товары, закупили необходимые продукты – картофель, лук, свеклу, морковь и свежее мясо, не забыв приобрести также дихлофос, с помощью которого я собирался изводить у напарника «зловредных насекомых».
Под конец мы подошли к небольшому щитовому прилавку, перед которым толпилось десятка два человек, за ним прямо в ящиках, а также на нехитрой витрине, сооруженной из досок, стояли радующие сердце простого советского человека бутылки с алкогольными напитками различных форм и размеров с разноцветными этикетками. Дождавшись своей очереди, я попросил хозяйку этого богатства, довольно полную даму, одетую в синий халат, с высоким искусственным рыжим шиньоном на голове, дать нам три бутылки водки и десять пива.