«Мой господин. Я из присланного слов вразумел, что турки, хотя и склонны, но медленны являются к миру, того ради все чини по своему рассуждению, как тебя бог наставит, и, ежели подлинно будут говорить о миру, то ставь с ними на все, чего похотят, кроме шклавства (рабства, плена). И дай нам знать конечно сегодня, дабы свой дисперантной (отчаянный) путь могли, с помощиею божиею, начать. Буде же подлинно склонность явитца к миру, а сегодня не могут скончать договора, то хотя бы то сегодня сделать, чтоб косить их транжимептом. В прочем словесна приказана». Петр I ради спасения солдат готовился отдать туркам все завоеванные у них города, а также вернуть шведам Лифляндию и Псков, если потребуют турки для своего союзника — шведского короля.
Но трактат уже был подписан, причем на условиях более мягких, если сравнивать с теми требованиями, какие выдвигались турками ранее, осенью 1710 года. Позже некоторые историки предположили, что Екатерина I отдалась Балтаджи Мехмед-паше. Турецкий исследователь А.Н. Курат, используя турецкие источники, опроверг эту точку зрения и объяснил, что великий визирь оставался равнодушным к женским прелестям, предпочитая мужские. Существует версия, по которой для успешного окончания переговоров Екатерина отдала свои драгоценности. Я.Е. Водарский, сравнив ряд документов и публикаций, пришел к выводу, что это только легенда. Действительно, своим личным примером царица призвала сдавать деньги и украшения, что породило слух о передаче ею несметных сокровищ турецкому визирю в качестве взятки. Супруга царя Екатерина Алексеевна никогда не увлекалась «накоплением» драгоценностей. Поэтому у самой царицы больших денег не было. Собирали деньги и драгоценности у всех офицеров и их жен. У Б.П. Шереметева взяли около 700 червонных, из казны Посольской канцелярии — более 600. Недовольными остались иностранные офицеры. Царица у них забрала все подаренные ранее подарки. «Благодаря» им и появились легенда о взятке визирю.
Как только вице-канцлер согласился отдать Азов, Балтаджи не скрыл своей радости, и опытный русский дипломат мгновенно оценил тревожную обстановку в ставке противника, расхождение шведско-турецких интересов и сумел исключить из проекта договора унизительные статьи: выдачу Кантемира и Рагузинского, выплату «молавского трибута». Армейскую артиллерию он предложил заменить пушками и амуницией из Каменного Затона и продать туркам, а не сдать часть кораблей Азовского флота.
По требованию Девлет-Гирея вице-канцлер вынужден был хотя и не «на письме», ко устно согласиться на возобновление ежегодной дани в Каушаны. Лишь благодаря ссоре визиря с ханом этот «самый бедственный пункт» не был записан в текст проекта договора. По настоянию противника мирный договор был записан как «вечный», против чего «перечить» Шафиров не мог.
Прутским договором Порта впервые вступала на путь официального регулирования русско-польских отношений. Специальной статьей турецкая сторона решила оговорить удаление русского влияния с территории Речи Посполитой и мест расселения орликовцев в Крымском ханстве. Попытка зафикисровать в договоре невмешательство не только России, но и Швеции в польские дела была «с сердцем» пресечена Балтаджи, и «прекословить при тогдашнем состоянии» вице-канцлер не стал. Фактически это была программа, способы выполнения которой были неясны обеим сторонам. Пришлось соглашаться на туманную формулировку, смысл которой переводчик Николай Барка полностью даже не понял. Ее положения уточнялись в ходе последующих двух лет войны.
Неопределенным оставался статус области Запорожского войска и пограничных степных районов, а также их государственная принадлежность и граница не определялись. Такая ситуация не являлялась исключением. Вопросом разграничения занимались пограничные комиссары. По мнению Артамонова, в указанной статье «В польские дела его царское величество мешаться, так ж и их, казаков и запорожцев, под их область принадлежащих и у хана крымского сущих, обеспокоивать и в них вступатца не изволит и от стороныих руку отьимает» термин «отнять руку» должен переводиться как отказ от протекции. Польский историк Е. Росторовский считает, что в 1711 году турки уже намеревались воссоздать вассальную Украину. Только с 1712–1713 годов эти расплывчатые и неопределенные строки османские дипломаты в соответствии со своей редакцией стали толковать в смысле ликвидации влияния России не только в Запорожье, но и всей области расселения украинского казачества, включая Левобережную Украину. В принципе, турецкая сторона могла предлагать любые условия — настаивать на уточнении текста Шафиров боялся, учитывая отчаянное положение русской армии и возможный рост территориальных претензий турок на всю Украину.