Пружина для мышеловки

– Так что, Андрей Константинович, решайте, кому идти к Истоминой, вам или мне. Это я оставил на ваше усмотрение. Если кто и знает об отношениях Шляхтиной с вашим… прошу прощения, с Олегом Петровичем Личко, то только она. Если не она, тогда вообще никто. Такая вот получается картинка.

– Я сам пойду, – решительно сказал Андрей. – Вы сделали для меня то, чего я сделать никогда не смог бы. Но есть вещи, которые человек должен делать сам. Все-таки это мое семейное дело. Если уж не справлюсь, тогда снова к вам обращусь.

– Как угодно, – развел руками Пинчук. – Всегда к вашим услугам.

– Что известно об этой Истоминой? Кто она, чем занимается, где живет?

– В Москве она живет, – Пинчук почему-то вздохнул. – Вот так уходят люди из памяти – и словно их не было.

– Вы о Шляхтиной?

– Да нет, я как раз об Истоминой. Майя Истомина в свое время была известной писательницей. Я, например, зачитывался ее произведениями, но это было давно. Теперь о ней мало кто помнит. А ведь какая была известная! Ну хорошо, Андрей Константинович, ее координаты есть в папке, адрес, телефон, так что дальше вы сами решайте, когда и как действовать.

Он склонил голову набок, будто прислушиваясь, и удовлетворенно улыбнулся:

– Жена вернулась. Значит, скоро будем обедать. Юля! Юлька!!! – надрывно засипел он и тут же зашелся надсадным кашлем.

Девушка ворвалась в комнату через несколько секунд.

– Что случилось, папа? Тебе плохо?

– Да мне отлично! Где цветы? Мама пришла.

– Цветы у меня в комнате. Уже нести?

– Неси быстрее, пока мама их не обнаружила. Тоже мне, великий конспиратор. Надо было сразу их сюда принести, а она дождалась, пока мать домой придет, – ворчал Виктор Альбертович.

Впрочем, в его ворчании было куда больше любви, чем негодования.

* * *

– Представляешь, моего деда звали Альбертом Пинчуком. Могу себе представить, сколько он натерпелся из-за своего экзотического имени в сочетании с такой фамилией.

Андрей фыркнул. У них что, семейная особенность читать чужие мысли? Несколько раз он ловил себя на том, что Виктор Альбертович произносит вслух то, о чем Андрей едва успел подумать, и отвечает на пришедшие в голову, но не заданные вопросы. А теперь вот его дочка демонстрирует чудеса проницательности.

– Знаешь, мне это тоже пришло в голову, но я постеснялся сказать, – признался он. – А ты как будто мысли читаешь.

– Да ну, – Юля беззаботно махнула рукой. – Ничего сложного. Просто ты мыслишь стандартно, а стандартный ход мысли угадывать нетрудно. Но вообще-то это у меня от папы, он любого человека на счет «и» просчитывает и точно знает, что он хочет сказать и в какой момент.

– Значит, я стандартный? – обиженно спросил Мусатов.

– Да не обижайся ты, это же хорошо. Во всяком случае, ничего плохого в этом нет. Кто сказал, что быть стандартным плохо? Я, например, абсолютно стандартная, среднестатистическая, поэтому мне легко представить ход твоих мыслей. Он у нас с тобой одинаковый.

– Да? И о чем я сейчас думаю?

– О том, что со мной делать. То ли проводить меня до магазина и распрощаться, то ли подождать, пока я куплю продукты, и проводить домой, то ли придумать предлог, чтобы пригласить меня к себе. Ты никак не можешь сообразить, нравлюсь я тебе или нет, потому не можешь решить, надо тебе затевать эту канитель с ухаживаниями или ну ее на фиг.

Она была права до такой степени, что у Андрея щеки запылали. Именно об этом он и размышлял с того момента, как после торжественного обеда в честь дня рождения жены Пинчука собрался уходить, а мать попросила Юлю сходить в супермаркет за продуктами. Они вышли из дому вместе, и времени на размышления у Андрея было не так уж много: супермаркет находился в трех минутах от дома, где жил адвокат.

– Слушай, – удивленно произнес он, – ты такая молодая, а уже такая умная. Сколько тебе лет?

– Двадцать четыре. А что? Я знаю, что выгляжу совсем пацанкой, но это обман зрения. Я умом в папу пошла, – она засмеялась, – а внешностью в маму.

Это было правдой, жена Пинчука выглядела лет на двадцать моложе своего мужа, хотя, учитывая наличие взрослой дочери, ей никак не могло быть меньше сорока пяти, то есть на самом деле она была младше Виктора Альбертовича всего-то лет на пять.

– Ну так что, умная папина дочка, делать будем?

– Продукты покупать.

– А потом?

– Потом я отнесу их домой. Может быть, ты будешь настолько любезен, что донесешь мои тяжелые сумки до квартиры. А может, и не будешь.

– Ну хорошо, а если я буду настолько любезен, то что потом?

– А потом ты будешь принимать решение. Никто тебя не торопит, – Юля лукаво улыбнулась. – Если тебя интересует мое мнение, то я готова его высказать.

– Давай, я слушаю.

– Андрей, не надо за мной ухаживать, ладно? Я уже вышла из того возраста, когда это будоражит.

– То есть я тебе совсем не интересен?

Он отчего-то огорчился, хотя еще минуту назад действительно не мог понять, хочет он продолжать знакомство с симпатичной Юлей или нет.

– Да нет же, ты не так меня понял, – она досадливо сморщила носик. – Мне процесс ухаживания не интересен.

– Почему?

– Да ну, надоело. Всегда одно и то же: цветы, рестораны, клубы, подарки. Скучно.