Пружина для мышеловки

– Предохраняйся, но так, чтобы он не знал. Пей какие-нибудь таблетки, их сейчас полно.

– А как ты проверишь? Я тебе скажу, что пила таблетки, а ты будешь сомневаться, не солгала ли я. Слава, я тебя так хорошо знаю, ты ведь никому не веришь. Даже мне.

– Ну что ты, девочка моя, тебе я верю, – произнес он как можно теплее. – Ты, может быть, единственное существо на свете, которому я верю безоговорочно.

Но это было неправдой. Он действительно не верил никому, и Олесе тоже, и оба об этом знали.

– Значит, мы будем ждать момента, когда после отъезда Гриши получим бесспорное доказательство того, что ты не беременна.

– Но это…

– Да, знаю. Это может произойти далеко не в каждую его командировку. А если и произойдет, то нельзя быть уверенным, что наша с тобой близость в этот период закончится твоей беременностью. Это может затянуться надолго. Но будет только так и никак иначе. Ты поняла?

– Да я вообще понятливая, – равнодушно ответила Олеся, и неясно было, устраивает ее такая перспектива или нет. – В любом случае, говорить об этом пока рано, ведь нужно выполнить два первых твоих условия, а это тоже может затянуться надолго.

– Правильно, – с облегчением сказал Ситников и поцеловал свою молодую невестку-любовницу.

В тот раз разговор о ребенке на этом и закончился, но возник снова через полтора года, после смерти Ольги Павловны.

– Слава, а что будет, если я уйду от Гриши к тебе? – спросила как-то Олеся. – С ним разведусь, а за тебя выйду замуж. А?

– И думать не смей, – приказал Вячеслав Антонович категорически.

– Почему? Ты теперь свободен. Так почему нет?

– Потому что я могу потерять сына. Думаешь, он мне простит, если я уведу у него жену?

– Не простит, – тут же согласилась она. – Другой бы, может, и проглотил, но только не Гриша. Значит, все так и останется?

– Не понимаю, что тебя не устраивает, – пожал плечами Ситников. – У тебя есть статус замужней женщины, муж-бизнесмен, молодой, привлекательный, ты живешь в квартире намного лучше моей, ни в чем не нуждаешься, ездишь на машине, носишь дорогие тряпки. Я не смогу обеспечить тебе такой уровень жизни, как мой сын, потому что я всего лишь государственный чиновник. Да, высокооплачиваемый, да, имеющий изрядные побочные доходы, но они в любом случае не так высоки, как у Гриши. У тебя есть любовник, не такой богатый, как твой муж, но который от тебя без ума и с которым ты встречаешься через день, а то и каждый день, при этом тебе не надо ловчить и хитрить, чтобы обмануть мужа и скрыть любовное свидание, ты живешь спокойно и экономишь нервные клетки. Чем плоха такая жизнь?

– Ничем. Ты прав, Слава, такая жизнь ничем не плоха. Она могла бы быть лучше, если бы ты не поторопился выдать меня за своего сына.

– Я не хотел, чтобы ты ждала смерти Ольги.

– Конечно, я понимаю. И хорошо, что я ее не ждала. У меня совесть спокойна. Просто жаль, что так вышло.

– А по-другому выйти и не могло, – уверенно ответил Ситников. – Либо ты ждешь, пока моя жена умрет и я смогу на тебе жениться, и находишься на положении тайной любовницы, причем неопределенно долгое время, либо входишь в семью, и мы с тобой встречаемся открыто и без опасений. Совершенно очевидно, что первый вариант по всем статьям проигрывает второму. А третьего варианта не существует.

– Ну почему же? – мягко возразила Олеся. – У нас был и третий вариант.

– Какой же? – насторожился он.

– Мы могли расстаться сразу же после возвращения из Гармиша. Чем не вариант?

– И что, такой вариант тебя устроил бы?

– Меня – нет. Но он вполне мог устроить тебя.

Устроить его? Ситников вдруг вспомнил, как они ехали в машине из аэропорта, и как он ждал, что она скажет в ответ на его предложение, и как был счастлив, когда Олеся согласилась. Он вспомнил, как возвращался потом домой и думал, что ему совершенно невозможно расстаться с этой девушкой, которая думает и чувствует так же, как он сам. Не имеет никакого значения, что она моложе на целых тридцать лет. Да, она меньше знает, она меньше видела в жизни и меньше пережила, у нее совсем крохотный жизненный опыт, но все равно она такая же, как он. У них родственные души, в них течет одна кровь. И они должны быть вместе.

Так думал Вячеслав Антонович по возвращении из Германии, и так он продолжал думать и впоследствии.

– Нет, – твердо ответил он, – меня бы это не устроило. Я, конечно, могу без тебя жить, но я этого не хочу.