Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе

– Ну вот, – бормочет миссис Грэйтс.

– Иди, грязи наешься! – оборачиваясь, вопит Мелиссе Гэвин.

– И не подумаю грязь есть! – вопит в ответ та.

– ЖРИ ЕЕ СВОЕЙ КУРИНОЙ МОРДОЙ!

Детячья анархия – целиком и полностью! Прежде чем я успеваю решить, на кого из деток зарычать, мелодия звучащего органа меняется, раздаются звуки, под которые мне надлежит ступить в проход в сопровождении Гэвина и Мелиссы.

Быстро склоняюсь к обоим, смотрю на них в упор – сурово и решительно, как только могу.

– Послушайте вы, два маленьких чудовища. Как только ступите ногой за эти двери, будет лучше, если вы повесите себе на мордочки улыбки, а все, что издает звуки в вашем теле, законопатите. Только попробуйте заговорить, пихнуться, толкнуться, ругнуться, заспорить, а то и просто косо глянуть друг на друга, я как пить дать вытолкаю вас под зад коленом из этой церкви и запру в подвале со страшными клоунами.

Я шиплю, подчеркивая, что вовсе не шучу, и распрямляюсь, подтягивая перед своего длинного платья без бретелек.

– Если я клоуна увижу, я ему как дам по яйцам!

– Гэвин Аллен! – рыкаю я.

– Что? Мы же еще не переступили за эти двери, – твердит он, тыча пальцем в закрытый проход.

– Малец где-то прав, – шепчет Лиз.

– Не балуй, – цежу я сквозь стиснутые зубы, при этом поворачиваюсь и киваю двум церковным служкам, давая знак, что они могут распахивать обе створки дверей для моего выхода. Когда я делаю первый шаг по проходу, слышу, как Гэвин шепчет Мелиссе:

– Моя мама не побоится стукнуть маленького.

Спасибо еще, моя угроза действует, и оба ребенка следуют по церкви до самого конца, не поубивав друг друга. Церемония прекрасна, единственная заминка происходит во время причастия.

Лиз – католичка, а потому настояла на полном обряде, принятом в римско-католической церкви. Картер «своего рода» католик, то есть в детстве был крещен, принял первое причастие и исполнял все другое, что требовалось, но в церковь он ходит только по большим праздникам, на свадьбы и похороны. Тем не менее, когда доходит черед до причастия, он встает в очередь и берет с собой Гэвина, поскольку по ходу церемонии сын оказался с ним в одной стороне церкви.

Я‑то всамделе ни в какую религию не верю, но у меня хватает ума время от времени посещать службы – на тот случай, если кто-то это отмечает. Сейчас сижу себе, как и положено, в первом ряду, рядом с другой подружкой невесты (не католичкой), и мы наблюдаем за процессией, улыбаясь проходящим мимо. Вытянув шею, радостно смотрю, как Картер, держа Гэвина за руку, становится перед священником и получает маленькую облатку тела Христова. И тут в тихой строгости происходящего, когда тишину нарушают только чарующие звуки органа, сквозь умиротворенность прорывается голос Гэвина:

– Что тебе в рот сунули?

Прикусываю губу и ежусь оттого, с какой легкостью разносится голос Гэвина по всей церкви. Картер наклоняется и что-то шепчет Гэвину, когда они поворачиваются и направляются на свои места в первом ряду на противоположной от меня стороне церкви.

– ДАЙ МНЕ ТО, ЧТО У ТЕБЯ ВО РТУ!

Прикрываю глаза рукой, но все ж успеваю заметить, как Гэвин своей ручкой лезет Картеру в рот. Картер отмахивается от его руки и, когда они усаживаются, достает из кармана брюк свой сотовый телефон и вручает его Гэвину. У того аж лицо счастьем светится, когда он выхватывает мобильник из руки отца, потом Гэвин тихонько сидит рядом. Картер явно быстро усваивает родительскую истину: ничто не срабатывает так здорово, как подкуп. Несколько секунд – и первые такты шлягера «Сердитые птички» пробиваются сквозь мягкий гуд органной музыки. Картер тут же отбирает у Гэвина телефон, чтобы отключить мелодию, а тот вопит, возражая: «Э‑э‑э‑эй! Я же слушал это!»

Наконец церемония завершается, и следующую пару часов мы проводим, позируя фотографу. Я оглянуться не успела, как праздничный обед подошел к концу. Сидим, ожидаем, когда уберут со стола. Всякий раз забавно сидеть лицом к лицу с толпой из двухсот незнакомцев, давая им возможность поглазеть на то, как ты ешь.

Картер, по-быстрому сбегав в туалет, садится рядом со мной, и я замечаю, что он потирает плечо от боли.

– Что стряслось?

– На обратном пути из туалета встретил Дженни и Дрю. Ей захотелось узнать, в восторге ли я от набальзамированной курицы, которую нам подавали за обедом, – пояснил Картер, подняв одну бровь.

– Как я понимаю, ты сказал ей, что блюдо называется «цыпленок под бальзамическим соусом»?

– Нет. Я спросил ее, не новое ли это блюдо придумали в «Макдоналдсе», чтоб подавать вместе с макрибом?[48] Дрю и саданул меня.

Я оглядываюсь и натыкаюсь взглядом на отца, который подымается из-за стола. Он сообщает, что отваливает пораньше, и предлагает взять Гэвина к себе домой. Бросаю взгляд на стул рядом с собой, на котором в данный момент спит Гэвин – лежа на животе и свесив голову и руки-ноги до пола.

– Нет-нет, я не била его дубинкой, как тюленят на охоте, – успокаиваю я отца, когда тот, упершись руками в стол, склоняется, чтобы рассмотреть внука.