Прыгай

– Я знаю, – вяло ответила мама. – Но что, если она опять возьмется за свое? Еще несколько дней назад Матиас не умолкал о соревновании, к которому они готовятся.

– Хельга взрослая и ответственная, мы должны доверять ей!

– Мы доверяли, и к чему это привело?! – вскипела мама.

– Спорт здесь ни при чем, разве ты не понимаешь? Никто не виноват в том, что происходит… Никто.

– Я сотни раз говорила ей бросить все это, но разве она меня слушает?

Отец тяжело вздохнул. Несколько мгновений стояла тишина, а потом он продолжил:

– Сейчас нам всем нелегко. Но мы должны с этим как-то справиться. Элла, у нас одна цель – мы хотим помочь нашей девочке… – его голос сорвался. – Помочь ей остаться с нами как можно дольше…

– По-твоему, я хочу чего-то другого? – рявкнула мама.

– Я не это имел в виду. Я просто не хочу, чтобы она провела оставшееся время глубоко несчастной!

Хельга опять включила музыку. Родители напрочь забыли о том, что она слышит каждое их слово. Страшная новость разделила их. Казалось бы, они говорили об одном и том же – о благополучии Хельги, – но будто на разных языках. Мама не понимала папу, а он ее. Им понадобится время, чтобы совладать с эмоциями, снова сплотиться и перестать ссориться. Матиас, как и Хельга, предпочитал не вмешиваться, ждать, когда буря утихнет.

Последние четыре дня она не выходила из дома, и Матиас все это время проводил с ней. Хельга к такому не привыкла: прежде он не баловал ее особым вниманием. А теперь на нее обрушились совместные просмотры фильмов, игры на приставке, шутки и беседы до ночи – видимо, он всячески пытался реанимировать свой статус старшего брата. И сложно было его в чем-то упрекнуть, ведь на его месте, пожалуй, так поступил бы каждый.

Чтобы окончательно стереть голоса родителей, Хельга добавила громкости. Пустота в душе странным образом перекликалась с песнями «Заводных сердец…». Матиас не ошибся, решив, что группа ей понравится. Особенно сейчас, в момент безысходного осознания собственного угасания. Когда от звенящей внутри тишины закладывает уши, только музыка может заполнить пропасть между тобой и реальностью.

Хельга нащупала телефон и замерла, не спеша проверять, пришло ли сообщение от Оливера. Он по-прежнему не появлялся, лишь изредка отвечая на звонки и сообщения. Матиас, Ян и Томаш божились, что ничего не знают, но Хельга им не верила. От родителей Оливера она тоже узнала немного: он срочно куда-то уехал и скоро вернется. Это странное поведение очень угнетало. Последним сообщением, полученным вчера ночью, было:

«Бэмби, все в порядке. Просто доверься мне, хорошо?»

– Все в порядке? – процедила Хельга и едва удержалась от желания запустить телефон в стену. – ВСЕ В ПОРЯДКЕ?!

Беспокойство сменилось злостью, и она быстро написала:

«Прекрасно. Надеюсь увидеть тебя до того, как умру!»

Ответа не было до сих пор.

Ей не стоило отправлять то сообщение, но сделанного не воротишь. Утром Хельга написала другое, в котором извинилась за грубость, но и на него Оливер не спешил отвечать, а возможно, даже не видел.

Хельга не слышала, как дверь в ее комнату открылась, но почувствовала, как пружинит пол под тяжестью вошедшего. Это Матиас. В их семье только у него тяжелая поступь горного тролля. Он лег на пол возле Хельги и выдернул наушник из ее уха.

– Тебе надоела кровать?

– Мне в этой квартире надоело все, – ответила она. – Погоди… я не слышу ссоры. Мама что, опять плачет?

Тяжелый вздох был красноречивее любых слов.

– Ты не должна переживать из-за того, что…

– Матиас, я все понимаю, – перебила Хельга. – Рано или поздно ей придется это принять.

– Почему ты такая спокойная? – Повернув голову, он внимательно смотрел на нее.

Она пожала плечами.

– А что мне остается? Если я разрыдаюсь, закричу, начну биться головой о стенку – ничего не изменится.

– Но все это так… несправедливо. – Матиас легонько сжал ее ладонь. – Разве тебе не страшно?

Хельга часто прокручивала в голове слова доктора Новотного, удивляясь собственному равнодушию. Страха действительно не было, пустота забрала все тревоги. Разве так должно быть? Почему она не злится? Почему не пытается отрицать диагноз, твердя, что это ошибка? Разве ей нечего сказать? Нечего терять? Ей ведь только семнадцать… Но почему всего этого нет? Где оно?

– Сейчас нет, – честно ответила Хельга. – Но я не знаю, как будет потом.

– Я рядом. – Матиас улыбнулся. – Вспомни об этом, когда тебе станет страшно. Хорошо?

Она кивнула.

– Помнишь, когда мы были маленькими, ты жутко боялся грома? И в грозу ты всегда прибегал ко мне в комнату, выдумывая, что тебе скучно и ты не можешь уснуть.

– Да не было такого, – отмахнулся Матиас.

– Еще как было!

– Я действительно не мог уснуть! – прохрипел он ей на ухо. – И ты ничего не докажешь, юная йети.

Хельга не удержалась и рассмеялась. «Юная йети» – так в прошлом году называл ее пожилой дядюшка Йозеф, приехавший погостить на Рождество. Он еще не привык к новой вставной челюсти, поэтому искажал некоторые слова, и «леди» превращалась в «йети».