Мир преисполнился цветом. Острое солнечное лезвие одним взмахом отсекло все ложное и эфемерное. Комната оказалась опрятной и уютной, мебель в полной неприкосновенности, а растерзанные тела джиннов растворились в утренней улыбке, которая томно, а с тем лукаво блеснула в отогнутом уголке жалюзи.
Малевич не было.
На кровати, не прячась в простыню, а с долей гипнотизирующего бесстыдства потягивалась Сашка, олицетворяя полнейшую невозмутимость.
Она из воздуха вытягивала зажженную сигарету и бокал с очаровательно длинной ножкой.
«...как у меня…» — услышал я глубоко в голове и понял, что слышал этот голос не раз, почти каждый день, но только сейчас понял его правильно.
Глаза обожгла собственная нагота.
— Откуда ты? — единственное, что нашлось во рту.
«...а ведь чувствовал ее...»
И действительно — выросший в груди моей за длительное время нашего с ней общения своего рода «сашконометр» зашкаливал который день. Только психологический скафандр абсента не давал вовремя его различить.
— Я уже три дня тут, дорогой. — Демоническая девочка улыбалась. — Наблюдаю за тобой со стороны. — В бокале плескалось нечто рыжего цвета, аккуратный рот тянул это внутрь. — И все это время ты был так себе, а сегодня — молодец.
— Как ты узнала?
— Я узнала еще до того, как ты подумал об этом месте.
«...какие глупые вопросы, дорогой...»
— Откуда?
— Отец посоветовал съездить сюда. Я тоже не сразу поняла почему.
— Отец?
«...старый сукин сын…»
— Да, видишь ли, быть дочерью дьявола иногда очень полезно. — Тело бестии извивалось в еле заметном движении. Она догадывалась, что я отвык от нее, забыл. И соскучился по ее красоте. И теперь, как водой при смертельной жажде, она незаметно давала мне упиться этим.
— Ты достойная дочь своего отца.
«...сука...»
— Не груби, любовь моя! Неужели ты не скучал?
«...я же вижу обратное...»
— Ты себе льстишь.
«...отнюдь...»
— Ты изменил прическу.
— От тебя ничего не ускользает.
— И очки другие.
«...те были лучше...»
«...а мне плевать...»
— Так ты выглядишь гораздо моложе, я даже не сразу тебя узнала. загорел.
«...скорее почувствовала, что это ты. узнала твой запах...»
— Я сменил образ, стал другим человеком, даже парфюм сменил. Это старый психологический прием. Тот человек был поражен отвратительной хворью, до нового меня она доносится лишь эхом — очень редко.
«...так же как и ты сразу ощутил запах меня...»
— Неужели все было так плохо?
— Порой замечательно, но порой жутко, и это «жутко» не стоит сотни «замечательно».
«...ненавижу тебя…»
— А ведь я всегда была рядом.
«...я тоже ненавижу тебя, дорогой...» — Лицо ее не изменилось, незаметно став злым.
и >>
«...поэтому и не хочу оставить тебя в покое...»
— Слово «изыди» горит во мне неоновыми буквами.
«...что ты имеешь в виду?»
— Как будто мы друг друга не знаем!
«...не шепчи мне в голову...»
— Посмотри, какой ты сильный со мной! Поверь, ни одному земному существу не справиться с джиннами. — Рыжая жидкость в ее бокале не кончалась.
— Мне это не нужно теперь.
«...но ведь я и люблю тебя, дорогой...»
— Это не любовь.
— Ты не понял, милый, это сложная любовь. Я не могу ни причинять боль, это моя любовь с болью, я причиняю ее и тебе, и себе. Я мучаю нас обоих. Не могу без тебя, более того — не хочу без тебя. Потому что я люблю тебя.
«...я могла сделать так, что они убили бы тебя...»
— Я тоже люблю тебя, дорогая.
«...не могла...»
— Знаю.
— Поэтому не хочу быть с тобой. Я принял правила игры, я вошел во вкус, я причиню боль нам обоим. Ты была рядом, когда я второй раз прыгал в окно?
— Если бы меня не было рядом, ты убился бы еще в первый раз, дурачок.
— Тебе нравилось это зрелище… — Бесшумно я вернулся ближе к кровати и прилег подле Сашки. — А ведь я всю жизнь боялся высоты.
— Очень! — Улыбка ее стала как бритва. — Но я не могла позволить тебе умереть. — Она заложила руки за голову, а большая подушка создала сложную иллюзию прически. — Мне было и страшно, и захватывающе. Всегда хотелось и убить тебя, и спасти, но второе побеждало, потому что мне пока трудно представить, как это, когда тебя нет вообще.
— Я умер бы? — Глаза мои не моргали в потолок.
— Да. Когда ты прыгнешь и больше не придешь в себя на больничной койке, знай, тогда меня не было рядом. — Она хохотнула. — Или ты меня разозлил.
«...я нужна тебе...»
— А ен ароп ил ман тичноказ ровогзар? — с серьезным лицом спросил я.
— Перестань, ты знаешь, я не люблю этого. — Сегодня она уговаривала.
— Отэ ен орп янем.
— Я тебя прошу! — Она почти мурлыкала.
— Любимый.
—. — Я почти спал.
— Ты ведешь себя, будто меня нет. — Крохотная пауза завилась, как комар, уже в полной темноте моего разума.
— А ты есть? — Я неистово и целеустремленно хотел спать. Крепко, беспробудно, долго.
— Да… — Она словно задумалась. Игра ее была безупречна.
— Ты сама начала эту игру давно, вела себя, будто тебя нет. Была со мной и не была, потом не была и будто была.
— Но сейчас же я есть. Я рядом, ты видишь меня.
— Вижу, слышу, могу потрогать, но не воспринимаю.
— Это все синонимы, мой хороший, одно означает другое.
«...и масса аналогичных глаголов...»
— Ты — патентованная сука.
«...брось психотерапевтический тон...»