Прыщ

Часа через три, уже затемно, приняли влево, вытянулись по ложбине-промоине в крутом береге к воротам усадьбы. Усадьба, видать, новёхонькая — ворота и частокол не потемнели ещё. «Гномик» наш к воротам сбегал, в окошечко открытое чего-то потолковал, ворота раскрыли.

— Давай, заезжай! У хозяина и банька горячая, и с Крещенья снеди осталось.

Да уж, давненько я в баньке не парился. Надо и погреться, и помыться, и вошек погонять.

Усадьба, и правда, этим годом поставлена: кучи мелочей нет, разное чего — не доделано, дерево свежее. Отдельных изб челядинских почти нет, службы по двору — не все, да и те, что есть — не используются. Сена не дают! Говорят — мало у них. А вот овса — хоть залейся. В смысле — засыпься. В конюшне — всего пара лошадок. Такие… мухренькие. Не боярские кони. Понятно, что в хозяйстве всякие бывают. Но других-то… не видать.

Какое-то… запущенное хозяйство. Новое, а уже запущенное. Народу мало, баб вовсе нет. Как же так?! Как же они без баб справляются?! Терпят, наверное. В смысле: постирушку, готовку, уборку… И ещё чего-то не хватает… Чего-то…

Факеншит! Собак нет!

— Сухан, красный.

Странно ли, что я, со своими заморочками из 21 века, ввел на «Святой Руси» совершенно не святорусскую систему — систему «цветных уровней опасности»? «Зелёный» — врага не видать и не слыхать. «Жёлтый» — возможно, но не обязательно. «Красный» — враг здесь. Дальше уже команда «бой».

С «зелёным» — мы дома сидим, в дороге — обычно «жёлтый», брони частью вздеты, оружие под рукой, но не на виду. А когда в руках — уже «красный».

— Эта… ну… а чегой-то? Чего красный-то? Нос, что ль?

Наш сопровождающий, местный конюх — проявляет любознательность. Мужик… как мужик. Невысокий, широкий, бородатый. Как слуга… не выучен. Ну да от конюха особо вежества — ждать не следует.

— Ну. У тебя. Чудн'o — теплеет же, а нос-то… Во, блин, отвалиться сейчас.

Я продолжал нести ахинею, старательно разглядывая нос конюха. Мужик старательно скосил глаза, пытаясь в полутьме конюшни разглядеть окраску, потёр его ладонью.

— Вроде ничего… Вроде не поморозил… Вроде… А ты это… чего это?

Под его междометия я подошёл ближе и, на очередном шаге, между делом приподняв колено, выдернул свой «нож засапожный». Не знаю, что у княжьих гридней в сапогах, а у меня финка — мне так привычнее.

Конюх встревожился, заволновался, не отпуская свою нос, начал пятиться к воротам. И резко прижался к стенке, когда мой «финяк» приподнял ему бороду и упёрся остриём в шею.

— Дядя, собаки где?

— Хто?! Какие?! А… Ну… Дык… Ой-ой! Да не дави ты! Посекли мы их. Как сюды пришли — так и посекли. Бросалися они, дурные вовсе. Признавать не хотели.

— Посекли? Вместе с хозяевами?

— Да. Не! Ой!

Дядя понял, что проболтался, двумя руками ухватил меня за рукав, пытаясь отвести нож от своей шеи. Мгновение борьбы. Пересиливания. Не надо со мной так, я не лох, что бы чисто буром переть. Армрестлинг — физкультура, бой — смерть. Конюх схлопотал с левой в ухо, рванул… клинок вошёл в горло по рукоять. Он ещё крепко держал меня за руку, чуть шевелил губами, дергались его расширившиеся зрачки. Я сделал шаг в сторону, в бок и выдернул нож, мужик ухватился за горло, зажал рану…

Когда-то давно, на людоловском хуторе на Черниговщине, очень похоже у стенки конюшни нашла свою смерть от моей косы маленькая девочка.

Тогда она пару секунд смотрела на меня, потом из под ее пальцев потекли струйки крови, она отняла ладони и стала их рассматривать, снова подняла на меня глаза, попыталась вздохнуть. Кровь хлынула маленьким фонтанчиком, её повело назад, и она осела вдоль стенки на землю. Секунд пять мы смотрели друг другу в глаза. Затем они у неё закрылись. Кровь полилась свободно, без ритмических выплесков.

Соломон прав: «нет ничего нового под луной». Особенно в человеческой смерти. Фонтанчик больше. Не «осел вдоль стенки», а «завалился…». А так-то… «что было, то и будет».

   «Мы уйдем без следа — ни имен, ни примет.
   Этот мир простоит еще тысячи лет.
   Нас и раньше тут не было — после не будет.
   Ни ущерба, ни пользы от этого нет».

Точно: «ни ущерба, ни пользы от этого нет». От «этого»… имитатора конюха.

— Сухан, баулы оружейные. Спокойно принеси.

Сани наши стоят во дворе, в десяти шагах от ворот конюшни. На дворе сумерки, начинается снегопад, но кто-то может присматривать со стороны. Резких движений — не надо.

Не знаю, какая тут хрень твориться, но я уже достаточно «несвежий попандопуло». Не думаю, что для моих современников отсутствие собак в поселении — сигнал тревоги. Но мне — уже «глаз режет».