Прыщ

Другой тип — «ушкуйники». Эти — дальние. Для них разбой — основной источник дохода. У них — два состояния. Весной идут в поход. Торгуют и грабят. Соотношение этих двух функций — произвольное. Меняется от ватажка к ватажку, просто от времени года: туда идут весной — торгуют, назад осенью — грабят. После похода возвращаются в свои города. Чтобы было где продать награбленное. Грабят-то одно, а кушать-то хочется — другое.

Для существования такого типа шишей нужны города, которые дают им приют, прокорм и защиту на время между сезонами разбоя. Я уже вспоминал Тортугу и Хортицу из более поздних времён. Сейчас наиболее известны Берлады на Дунае и Кострома на Волге. Но самая большая «воровская малина» — Новгород. Сочетание олигархии с активной торговлей, делает этот город наиболее привлекательным для ворья со всей Руси.

Боярская олигархия, ограничение власти рюриковичей, особенности — не законодательства, но — правоприменительной практики, привели к тому, что «С Новугорода выдачи нету». Точнее — нет выдачи удачливых шишей. Довести «ушкуйные» дела до суда — само по себе занятие весьма непростое. Но и после этого новгородский тысяцкий, который реально и принимает решения в Сместном суде, способен развалить любое обвинение.

Уточню: обвинение чужака против новгородца.

Новгородское беззаконие в форме судебного «лицеприятия», «неправедного суда» в пользу сограждан, крайне раздражает соседей. Ростик в середине века совмещал «кнут» и «пряник»: при нём новгородцев в Смоленске кидали в поруб. Потом князь милостиво вносил залог, и их выпускали.

В следующем веке шведы с «Готского берега» попытались максимально чётко прописать в договоре всевозможные юридические коллизии. Эти немцы — как дети! Жизнь же богаче любого письменного документа! А уж «русская соображалка» в форме судебного решения новгородского тысяцкого…

Боголюбский просто рявкает и перекрывает подвоз хлеба. «Чёрные люди» в Новгороде бьют морды и «подпускают красного петуха» «белым людям». Бардак в Сместном суде несколько затихает. Потом… «И всё возвращается на круги своя».

Именно доведение до логического завершения маразма Новгородской судебной системы дало Ивану Третьему повод лишить Новгород его вольностей и вырвать язык у вечевого колокола. «А неча лжу колоколить!».

Между этими двумя формами существования шишей — «соседями» и «ушкуйниками» есть третья — «краеведы».

Эти не ходят так далеко, как «ушкуйники», но и не гадят у своего порога, как «соседи».

   «Пусть нету ни кола и ни двора,
   Зато не платят королю налоги
   Работники ножа и топора,
   Романтики с большой дороги.

Прохожих ищем с ночи до утра,
   Чужие сапоги протерли ноги
   Работникам ножа и топора,
   Романтикам с большой дороги.

Не желаем жить по другому,
   Не желаем жить по другому,
   Ходим мы по краю, ходим мы по краю,
   Ходим мы по краю родному».

Вот тут и возникает вопрос: а где ж эти «романтики-краеведы» отмачивают свои «протёртые ноги»? Летом-то понятно: рыбку ловят, грибы-ягоды собирают, репу краденую на костре пекут. А зимой? Ведь «нету ни кола и ни двора»!

Загнать несколько десятков агрессивных вооружённых мужиков в какую-то сырую землянку в глухом лесу? Сколько трупов — и от железа, и от болезней — вы вытащите из землянки до начала следующего сезона? И не будет ли среди них — ваш собственный? А чем их кормить? Булки на ёлках не растут.

Отсутствие заранее подготовленной «тёплой избушки» делает сообщества «краеведов» неустойчивыми, самораспадающимися.

Не вдаваясь в подробный анализ, выделю четыре основные тенденции.

Шиши — соседи, но не «соседи». Выскочили из своей «верви» не «за околицу на минуточку», а дальше — за сотню-другую вёрст, отработали своё, набезобразничали за лето, вернулись в свою волость и «рассосались» по родным общинам.

Похоже на викингов. Сбегали-гробанули и назад, «к отеческим гробам». Треску ловить, коров доить.

Дальше конунги — владыки земель — придавили ярлов — главарей разбойных ватажков.

Потому, что ты, конечно, славный ярл, и про тебя скальды драпы хвалебные поют, но уже… немножко «чужак». И у тебя в хотулях есть куча… всякого интересного и блестящего. Надо делиться.

У аборигена и всякой «наброди», пусть бы даже и здесь родившейся-выросшей несколько разные цели-приоритеты.

В «Святой Руси» эта «героическая эпоха» свободного грабежа уже прошла. Тебя сдадут властям, чтобы прибрать твою закопанную «заначку». И не кормить дармоеда всю зиму до следующей весны. Разбойник-одиночка, вернувшийся в «родительский дом, к началу начал», сам становится «дичью» для соседей.