«— Суть лечебной методы — в замене краеугольного нашего глагола…
— Как же его заменишь? — вырвалось у кого-то.
— А как Хемингуэй заменял, — в холодном бешенстве пояснил пришелец. — «Я любил ее всю ночь. Я любил ее на ковре. Я любил ее в кресле. Потом я перенес ее на кровать и до утра любил ее на кровати»…
Затем посреди веранды возник готический дылда…
— Так это что же? — хрипло выговорил он, дождавшись относительной тишины. — Если я теперь скажу, что люблю Родину…
Все потрясенно переглянулись…
— А я говорю: победа! — прочувствованно вещал неподалеку загадочный юноша с подбритыми висками и минимумом косметики на мужественном лице. — Серьезная уступка со стороны режима! Пойми: «любить» — это тоже наше родное слово…
— Вот в том-то весь изврат! — с отеческой нежностью возражал ему Квазимодо. — Одно родное слово они вытесняют другим! Другое — третьим! И с чем в итоге останемся, а? С факингами всякими?».
Я люблю любить. Женщину. Можно — нескольких. Но любить Родину… полтораста миллионов… мужчин и женщин… там же ещё и дети! Нет, такой… «любической силы» у меня… увы.
Моё отношение к Родине… Зачем человеку спинной хребет? — Чтобы голова не проваливалась в задницу.
Есть масса людей, которым такая start point, точка зрения на мир, взгляд на уровне «ниже пояса» — привычен. Им оттуда смотреть, из большого, а то и из малого, тазов — удобнее. Им там комфортнее. А мне без полного комплекта позвонков… не комильфо.
Но любить… Как-то среди мужчин не распространено — любить свой позвоночный столб.
Женщина может покрутиться перед зеркалом восторженно щебеча:
— Ах, как у меня… элегантно дорсально выгнуто!
Мужчины вспоминают об этой части организма преимущественно негативно:
— Во, бл…, опять сорвал!
Или:
— Твою итить! Так вступило, что и не повернуться.
Конечно, временами хочется уелбантурить что-то типа:
«Выселяющаяся из медиовентральной части (склеротома) каждого сомита мезенхима обволакивает хорду и нервную трубку, образуя перепончатые позвонки. Такие позвонки состоят из тела и невральной дуги, метамерно расположенных с дорсальной и вентральной сторон хорды».
Или указать аналогии в жизни общества известным медицинским фактам:
«В ходе сакрализации число крестцовых позвонков, за счёт ассимиляции поясничных, может увеличиваться…».
Но чтобы нормальный мужик своим позвоночным столбом хвастался… или там, радовался, любовался…
— Я горячо влюбился в свою спину за гармоничность сутулости и органичность ревматичности…
Фигня какая-то… Нет. У меня — не любовь, у меня — подсознательное ощущение естественной необходимости. «Должно быть». Как — дышать. Вы любите дышать? — Те, кого не лишали принудительно этой общечеловеческой ценности — даже вопроса не поймут.
Другое дело, что когда в эту спину начинают шипеть, плевать, остреньким тыкать… Приходиться разворачиваться. И уже лицом к лицу… Начищая хайло и промолачивая в торец… Потом, если осталось перед кем, приходиться извиняться:
— Это, знаете ли, спина. Да-да, я понимаю — атавизм, пережиток, ужасно неудобно и неэффективно. Конечно, когда мозги в тазу… да-да, вот именно как у вас — это прогрессивнее и общечеловечнее. За головоногими — будущее. Но мне нужен хребет — на нём у меня мозги держатся. И другие… конечности и органы. Согласен — уродливо. Отстало, ретроградно. Немодно и архаично… Но — моё. Не нравится? Так отвернись! Отойди — не гляди. Право собственности священно? — Ну так что ж вы тогда… посягаете? На мой становой хребет, на мою отчизну?