Прыщ

Но тогда уж, когда спину скрючивает, когда — ни рукой, ни ногой и глаза из орбит — тогда сам. Всё сам. Подняться, вправить, размять, расходится. С болью, со скрипом. Чтоб — работала. Чтоб была в порядке. И о себе — не напоминала. Жить не мешала. У человека же и другие… органы есть. Голова, например. А не только то, про что вы подумали.

Короче. Я эту… «Святую Русь» — вправлю. Разомну, подниму… Вот только придумаю — как…

Опять же — княжна. Да не с того, что она «самая великая княжна всея Руси»! Хотя, конечно… Но она же ещё и человек интересный! Живой, неожиданный. Душа, ум… ножки, попка… Уж и не знаю, что в ней такого, но… но я её опять хочу! Прогрессор — тоже человек! Должно быть у Вани счастливое б…! Ну не детство же!

Короче, по сказке: «долго ли, коротко ли…», «так ли, иначе ли…», «куда не кинь, а…» — а девицу в койку. И лучше — «долго».

   «В жизни сей опьянение лучше всего,
   Нежной гурии пение лучше всего,
   Вольной мысли кипение лучше всего,
   Всех запретов забвение лучше всего».

Будем делать — «лучше всего». А там — как получится.

Будда погонял своими вздохами воздух в помещении и удалился. А я ухватил начищенную чешую и продолжил пришивание.

Давненько я с иголкой по портняжнему не сиживал. Уж не с самого ли Киева? Тогда я, помниться, чулочки гаремные мастырил, теперь вот — доспех воинский. Это прогресс или как? Судя по освещению — не очень, темновато тут.

* * *

На следующий день… я весь извёлся. Каждый скрип входной двери… шорох на лестнице… голос какой… Пару раз выходил на двор — просто постоять, посмотреть… Коллеги вздумали поинтересоваться подробностями — я сперва отшучивался, потом уже нешуточно рычать начал. Прибрался в своём чуланчике, настил этот… облагородил, полотна мне чистого притащили — застелил прилично. Хорошо бы, конечно, шампанского со свечами и цветами, но… «Святая Русь», однако.

Потом стемнело, жизнь на Княжьем Городище затихла… Может, ночью? Ворочался-ворочался… На всякий звук… вертикальный старт как у палубного истребителя…

Княжна так и не пришла.

О чём тут разговаривать? Снова Хаям прав:

   «Волшебства о любви болтовня лишена,
   Как остывшие угли — огня лишена,
   А любовь настоящая жарко пылает,
   Сна и отдыха, ночи и дня лишена».

Мда… «Ни сна, ни отдыха измученной душе».

Мысли… разные были. И разумные, и не очень. «Остроумие на лестнице» — изнурительное занятие. Как девушки парням головы морочат — известно. Неоднократно и на личном опыте. Моя благоверная приходила на свидания за четверть часа, пряталась и ещё полчаса наблюдала, как я кручусь на пятачке и её выглядываю. «Девушка должна являться на свидание с пристойным опозданием».

Сколько значит «пристойно опоздать» в стране, где часов вообще нет?! Суток несколько?!

«Если гора не идёт к Магомету, то…» — то «магомет» несёт «горе» подарок. Подобрал ножичек по-богаче. Как и думал: типа кайкена. Пыль стряхнул, масло снял. Точить не стал: ещё порежется, не дай бог. В тряпочку завернул и понёс. В терем меня не пустили — служанке отдал. Типа:

— Княжна третьего дня заходила, просила ножик подобрать. Не соблаговолит ли ихняя милость по ручке лилейной своей высококняжеской прикинуть? А то ежели неподходяще, так и ещё поглядеть можно.

Немолодая служанка поморщилась:

— Опять наша старшенькая дурью мается. Ну где ж это видано, чтобы княжны — ножиками игралися? Ладно, отдам.

И снова — тишина. Никто ничего… Весь день…

   «Как ждёт любовник молодой
   Минуты верного свиданья…».

Пушкин! Факеншит! Я тебе расскажу «как»! — Нервно! Раздражённо, озлобленно. Переходя от мгновений ступора, с уставившимся в никуда взглядом и некрасиво полуоткрытым ртом, к вспышкам ярости, когда начищаемые железные пластины греческого ламелляра спонтанно гнуться в руках и зашвыриваются в угол! А уж какие слова при этом произносит внутренний голос…! И в свой адрес… и про объект ожидания — тоже.

Э-эх… Тоска-а-а… Скучно-то как… Остаётся только песни петь. Штопаю «кабанский» ламелляр и соловьём заливаюсь: