Прыщ

— Отнюдь-с. Без мыла-с. Уже-с. В этом во всём-с…

Мда… итить меня ять…

Добила пейзан бумага. Когда пошёл документальный контроль, оповещение под запись, протоколы собраний…

— Глазко, это твоя закорючка?

— Не! Не было такого! Не помню…

— Твой склероз — твоя проблема. Вот это — твоё?

Внедрение бумаги позволило ввести в обращение понятие «автограф». При процарапывании на бересте — подписей нет. Понятно, что авторство можно и по печатным буквам полуустава определить. Но это уже графологический анализ. Вятшие навешивают личные «вислые» печати, степняки ставят тамгу, а вот припереть простолюдина без толпы свидетелей… Теперь — могу.

Уровень ответственности населения — подрос ещё на чуть-чуть. «Лыко — в строку», «за базар — отвечаешь»…

Итак, три базовых погонялки типового хомосапиенса — самосохранение, размножение, социализация — в рамках Рябиновской вотчины были удовлетворены и меня уже не «грели». Оставался четвёртый обезьяний рефлекс: любопытство.

Забавно: все фундаментальные социальные теории, тот же марксизм, базируются на удовлетворении первого инстинкта. Самосохранение — главная движущая сила человечества.

Но сказано же: «не хлебом единым жив человек».

Чингисхан говорил своим людям не только: «я набью ваши рты мясом, я оберну ваши животы шёлком», но и: «Счастье — ехать на коне врага, ласкать его женщин и гнать его самого плетью перед собой». Вся триада инстинктов: самосохранение, саморазмножение, высокая социальная позиция. Конкретно высокая: верховой джигит с ногайкой.

Можно хвастаться: я уже почти дорос до уровня Чингисхана — триада инстинктов удовлетворена. Осталось только нагайкой обзавестись. И каким-нибудь впереди гоняемым «мальчиком для битья».

Едва смерть чуть отодвигается, едва инстинкт самосохранения перестаёт ежесекундно вопить в уши души, как человечество быстренько забывает про бога и переходит к развлечениям: сексу и болтовне. Интернет, с его эрзацами типа порносайтов и соцсетей — просто ещё один тому пример.

По сходному образцу строили свои жизни древние афиняне на Агоре, древние римляне на Капитолии, да и вообще — множество социальных групп, обеспеченные слои различных социумов. «Золотая молодёжь», «зажравшиеся дармоеды»… «У них — всё есть». И ничего не хочется.

И тогда остаётся последний базовый инстинкт — любопытство. Последнее прибежище смысла жизни хомосапиенса. «Хочется чего-то новенького».

«Хлеба и зрелищ» — требовали римские пролетарии.

— Пусть этих придурков-христиан порвут львы. Или растопчут слоны. Или поджарят на костре… Ну хоть чего-нибудь… бодрящего.

Кстати, современное пьянство оттуда же. Ефимыч правильно поёт:

   «Зачем я пил вчера, дружок?
   — Бежал от грусти.
   Я знал: хотя бы на часок
   Она отпустит.
   И я, как в детстве, полечу
   Не прикасаясь
   К тому чего я не хочу
   И опасаюсь».

В детстве вокруг много новенького. Которое кажется опасным и интересным. Бодрящим. Потом это проходит. И приходит депрессия.

Депресняк расширяется, становится «силой, овладевшей массами». Различные варианты антидепрессантов, вплоть до вооружённой антиобщественной деятельности — смотри у Стругацких «Хищные вещи века» или материалы об участии «золотых миллиардеров» в экстремистских группировках.

Я уже говорил о мотивах деятельности попаданца и их изменении в ходе «вляпа».

«Нам целый мир — чужбина.

Отечество нам — Царское Село».

Стремление сделать «хорошо» своей «деревне» — «Царскому Селу» своего «старта» — быстро проходит. В непрерывно ветвящемся мировом дереве Иггдрасил, своим «односельчанам» — ты помочь ничем не можешь.

Найти для себя замену миру «старта», сформировать здесь, в средневековье — новую сеть привязанностей такой же интенсивности и прочности… Вы смогли бы полюбить негра? Наверное — да. Когда перестанете видеть в нём негра, а увидите человека. Но степень душевной близости, сдерживаемая ощущением чуждости… А так-то… можно и хомячка полюбить.

Эмоциональная, поведенческая, социальная разницы между москвичом и бушменом в 21 веке меньше, чем между москвичами 21 и 12 веков.

Глава 289

Едва попадун удовлетворяет свои простейшие потребности — жить, жрать, трахаться, как он стремительно теряет мотивацию к продолжению своего «подпрыгивания». Социализация нужна только для получения и сохранения источников удовлетворения вот этих простейших нужд. Поговорить-то по душам не с кем: души в 21 и в 12 веках — слишком разные.

Карьеризм очень быстро теряет смысл: стал вожаком в своей стае бабуинов, получаешь первым свежий банан — чего ради дальше рваться? Стать главой всех бабуинов к югу от Сахары? А оно того стоит?

Внешние мотивы деятельности… Стартовые — остались в точке старта. «Вляповые» — удовлетворены. Есть в тебе, «хомо спопадировавшее», внутри тебя лично, что-то, что может послужить «вечным двигателем, вечным бегателем, вечным прыгателем»? Исключительно твоё собственное. Потому что внешних источников — нет.