Прыжок

– Пускай три, – согласился Фло тоном взрослого, снизошедшего до детской выдумки. – Лючия-три помнит обе версии событий своей жизни, поэтому она избавлена от доминант поведения как Лючии-один, так и Лючии-два. Её решения абсолютно свободны, и мы видим результат.

– Откуда только вы научились таким фокусам с человеческим сознанием? – не выдержал Горчаков.

– Да знаете, всегда чему-то учишься, то здесь, то там… – уклончиво ответил Фло.

– Как именно вы это сделали? – спросил Соколовский. – Вырастили новые нейронные связи?

– Не было времени, – покачал головой Фло. – Мы наложили электрические импульсы на существующие нейроны.

Соколовский нахмурился.

– Разве это долговечно?

– Нет, – сказал Фло. – Лючия-три просуществует несколько суток максимум. Потом наша внедрённая нейросеть угаснет.

Теперь насторожился Горчаков.

– И что случится?

– Обычного человека ждало бы возвращение к прежней личности, с некоторой спутанностью воспоминаний и ощущением странности собственных поступков.

– Как при выходе из диссоциативной фуги, – кивнул Соколовский. – А в случае с Лючией?

– Сложнее, – признал Фло. – Её личность уже фрагментирована Стирателями. Когда сознание Лючии-три станет угасать, у неё начнутся конфликты воспоминаний, ассоциаций, эмоций, целеполагания. Как результат – стремительно прогрессирующая деменция.

– Лючия знает? – спросил Соколовский.

– Да. – Фло помолчал и добавил: – Нам очень жаль. За решение о создании третьей личности отвечаю я. И, согласно нормам Соглашения, буду нести ответственность перед судебными органами Земли и Ауран, с поглощением менее сурового наказания более суровым.

– И что вам за это светит на Ауран? – недоверчиво поинтересовался Горчаков.

– Лишение имени и смерть в одиночестве, – спокойно ответил Фло. – Мы приняли Соглашение и, соответственно, вещи, вполне допустимые в прошлом, стали… непозволительны.

Они с Горчаковым некоторое время смотрели друг на друга.

– Что скажете, доктор? – спросил Горчаков.

– У меня нет такой технологии, как у Ауран, – ответил Соколовский. – Но… насколько я могу судить по нейронной активности и разного рода второстепенным признакам, так всё и есть.

– Мы можем доверять Лючии? – уточнил командир.

Лев глянул на Фло. Потом перевёл взгляд на командира.

Кивнул.

– Хорошо, – сказал Горчаков. – Мне надо поговорить с девочкой. Отключайте свои приборы, я пойду к ней в бокс. Не подслушивать! Ясно?

Доктор вздохнул.

– Ясно…

– Мне тоже не подслушивать? – грустно спросил Марк. На экране он так и стоял посреди яблоневого сада, грустный и седой, с дыркой от пули во лбу.

– Веди запись для отчёта Земле, но сам её не слушай, – поколебавшись, велел командир. – Сможешь?

– Вы спрашиваете самого умного человеческого искина, может ли он поработать диктофоном? – спросил Марк возмущённо. – Да. Могу.

– Хорошо, – велел Горчаков.

Вошёл в бокс, закрыв за собой стеклянную дверь. Сел на край кушетки. Лючия присела рядом. Горчаков взял её за руку, и они тихо заговорили.

– Я надеюсь, он не сойдёт с ума от того, что услышит? – риторически спросил Соколовский. – Я бы выпил сейчас чего-нибудь. Извините.

Фло уставился на него. Потом сказал:

– Если у вас есть что-то, лишённое органических добавок, то я бы тоже с удовольствием выпил. Нам отвратительны запахи, но лишь биологического характера. Возможно, именно это в прежние времена толкало нас к идее галактического геноцида разумной жизни, она ведь вся пахнет.

Доктор вытаращил глаза. Осторожно спросил:

– Спирт?

– Вы очень любезны, – сказал Фло, оживившись.

Горизонта не было.

Повсюду, куда ни глянь, каменистая равнина тянулась бесконечно, словно бы слегка поднимаясь… но теряясь и исчезая в воздушной дымке. На Земле, да и на любой планете ты видишь (пускай это иллюзия), что небо смыкается с поверхностью. Здесь поверхность уходила в бесконечность, и горизонт исчез.

Впрочем, если смотреть в две стороны (Матиас мысленно назвал их «по» и «против», смиряясь с реальностью вращающегося вокруг звезды обитаемого кольца), то в бесконечной дали появлялось кое-что ещё: висящие в небе светлые прямоугольники. Они поднимались всё выше и выше, уходили за солнце, навеки застывшее в зените, потом возникали с другой стороны.

– Ну да, – сказал Матиас. – Мир-кольцо.

– Почему мы видим его… – Анге заколебалась, – пунктиром?

– Потому что тут есть смена дня и ночи, – пояснила Ксения. – Понимаешь, каким образом она реализована?

Анге кинула взгляд вверх. Кивнула.

– Да. Экраны вокруг звезды. Время от времени заслоняют участки кольца. То есть это правда, это возможно?

Ксения молчала. Потом развела руками.

– Всё возможно. Но цель? Нет никакой цели, оправдывающей астроинженерию такого масштаба.

– Стиратели психи, – предположила Анге.

Адиан покачала головой.

– Цель есть даже у психов, просто мы её не воспринимаем как цель. Давайте исходить из реальности? Мы стоим в пустыне, голые и без снаряжения, кроме беседки вокруг никаких признаков цивилизации. Наша цель – выжить.

– Или вернуться назад, – сказал Уолр. – Или всё же попробуем найти Стирателей?