Прыжок леопарда

– Я не сомневаюсь. Но, таковы условия, выдвинутые его величеством. Вы должны в совершенстве владеть всеми видами оружия, быть физически крепким, выносливым и подготовленным воином… – он выдержал паузу, – на всякий случай… – Сугерий выдержал паузу, понаблюдал за реакциями рыцаря, после чего, решил, что дело сделано. – А теперь, мессир, не смею больше вас задерживать. Отправляйтесь-ка в бург, где вас ждут ваши воины. Да, чуть не забыл! – Он замялся, открыл один из выдвижных ящиков письменного стола, вынул увесистый кожаный кошель и, протягивая его де Леви, сказал. – Это вам на первые расходы. – Потом, видимо, вспомнил еще что-то, хлопнул себя по лбу и, вынув, небольшой золотой перстень с рубином, протянул его рыцарю. – Этот перстень вы сможете предъявить любому еврею-меняле, который выдаст вам безо всяких проволочек пять тысяч турских ливров. – Сугерий перехватил удивленный взгляд Филиппа. – Да-да, спокойно выдаст вам пять тысяч. При этом напоминаю, что перстень должен оставаться у вас.

– Будет исполнено… – ответил Филипп, он встал и, до сих пор не придя в себя, поклонился министру.

– Ступайте, мессир де Леви и де Сент-Ном, храни вас Господь… – Сугерий встал, перекрестил его и протянул руку.

– Вовеки веков… – ответил Филипп и прикоснулся губами к ледяной руке советника.

Он быстро сбежал по лестнице и вышел в тесноватый двор цитадели, где его с нетерпением ожидал Оливье, который ходил кругами вокруг лошади, чтобы хоть как-то скрыть нетерпение. Передав в двух словах разговор с могущественным министром, Филипп поверг оруженосца в ступор, хотя и промолчал о задании подружиться с Гильомом. Слуге, пусть и благородного происхождения, незачем знать всё, что знает его сюзерен.

Оливье быстро вскочил на коня и покинул замок, бросившись исполнять приказ Филиппа. Он вернулся только через час, доложив о четком исполнении его воли: отряд молча развернулся и, оставив по три запасных лошади со всем необходимым запасом и вооружением, убыл домой.

Наступило новое, совершенно незнакомое. Рыцарь, оруженосец и конюший были переданы одному пожилому и немногословному рыцарю, который так резво взялся за их переобучение, что к концу первого дня тренировок у них заболело все, что только могло болеть. Каждая мышца ныла приятной болью, вызывая мурашки на всем теле, от каждого движения.

Филипп понял, что, в сущности, он мало, что знал о настоящем военном деле, а воинское искусство, особенно, во всем, что касалось владения оружием, просто поразило его, пристыдив за самоуверенное заявление, которое он бросил советнику при их встрече.

Он, словно маленький юнец, заново постигал трудную, но увлекательную науку владения своим телом и оружием, карабкался по штурмовым лестницам в полном вооружении, поднимался по ним с обратной стороны, прибегая только к помощи рук, в полном вооружении учился преодолевать рвы, но, искусство наездничества и вольтижировки, которому его обучал один пленный испанский мавр, захватило его полностью, забрало всего целиком, не оставив ни секунды на безделье.

Мавр, его звали Билал, был назван так в честь первого негра, обращенного пророком Мухаммедом в ислам. Его выкупили у испанских торговцев и отвезли во Францию, где Билала никто не мучил, не пытался навязывать переход в другую веру, но, наоборот, открыли в нем талант преподавателя верховой езды, к чему арабы были более склонны.

Билал уже сносно говорил по-французски, Филипп с интересом слушал его наставления, тренировался и, в конце концов, уговорил араба научить его трудному языку, на котором Билал говорил во время своих молитв. Мавр, поначалу, скептически отнесся к просьбе франка, посчитав ее очередной причудой иноземцев и иноверцев. Но, столкнувшись с искренним желанием, уступил, став еще и учителем арабской словесности.

Сугерий, узнав об этом, обрадовался и похвалил Филиппа, но, попросил, по возможности, быть сдержаннее и учиться скрытности чувств. Рыцарь понял намеки министра и старался, не тратя времени даром, заняться многим, пытаясь обогатить свои знания и принести пользу своему воспитанию.

Обещанный Сугерием визит отца, почему-то откладывался. Видимо, у его отца были еще какие-то нерешенные вопросы, не позволявшие прибыть в Париж и Монкруа. Лишь позднее Филипп узнал, что его отец, епископ Шартра, сразу же после представления государю убыл обратно, чтобы содействовать началу переговоров о мире.

Прошли две недели…

ГЛАВА VII. Встреча с принцем Филиппом, королем Людовиком и молодым Гильомом.

Замок Монкруа. 5 февраля 1027 года.