Прыжок рыси

— Снимают пиджак, показания берут. Рассчитались с ростовщиком?

— Да.

— Павел больше не должен?

— Нет.

— Что было потом?

Казалось, Полянский не услышал. Глядя на носки своих ботинок, он беспрестанно кивал, словно у него был нервный тик, и жадно втягивал дым.

— Потом я купил вина. Такого, как пил Павел. И сильно напился.

— Я не об этом. Кассета где? Ее-то вы не продали.

— Нет.

— Так где же она?

— Ее забрали.

— Кто, черт возьми?! — вывел его из прострации Евгений. — Кто?! Что вы резину тянете. Полянский?! Все равно ведь скажете!.. Ну?!.

Последовало минутное молчание.

— Вы можете дать мне гарантию… — начал было Полянский.

— Могу! — перебил его Евгений. — Я дам вам гарантию, что отпущу вас живым и даже не набью морду. Разумеется, если вы будете отвечать на мои вопросы вразумительно и быстро. Кому вы отдали кассету?

— Нелли, — шевельнул губами Полянский.

— Кому?!

— Нелли Грошевской.

— Зачем?

— Она позвонила мне и сказала, что если я не отдам кассету, то она скажет… кому следует, что я похитил камеру. Я сказал, что камеры не похищал, но она, оказывается, видела ее поздно вечером у Павла и знала, что утром милиция ее не нашла.

— Она что же, читала протокол осмотра? — вслух подумал Евгений.

— Я не стал выяснять. В том положении, в каком оказался я, не выбирают.

— Что было на кассете?

Полянский пожал плечами:

— Ничего, на мой взгляд, особенного. Париж, провинция… забыл…

— Аньер?

— Вроде. Виды: улицы, дома, машины, ограды, Эйфелева башня, собор Нотр-Дам, Лувр. Павел, его друг, жена друга — на улицах, за столом. Потом — Москва, вы с «президентом»… Алевтина Васильевна в комнате Павла, у нас… И в конце, наверно, то, что снял я.

— Почему «наверно»?

— Потому что я не видел. Где мне было просматривать? Марина весь день сидела дома.

— Вы что-нибудь слышали в ночь убийства?

— Вы уже спрашивали об этом. Я спал. Ничего не слышал.

— Но накануне же вы слышали, как стучала портативная машинка? — в том, что «диск-жокей» чего-то недоговаривает, Евгений был уверен. — Не вы ли, случайно, провели убийцу в комнату Павла?

— Я?! Убийцу?! Вы что, сумасшедший?!

— Трудно поверить, что он вошел сам. Это в три-то часа ночи? Павел впустил незнакомого человека и не поднял шума?.. Значит, либо это был знакомый, либо Павел оказывал сопротивление, и тогда вы не могли ничего не слышать: звукоизоляция в общежитии плохая.

— Но почему я? У Павла было много других знакомых.

— Например?

— Да все общежитие!

Оставалось либо прибегнуть к шантажу, либо взять его «на пушку»; можно было отвесить пару тумаков, и тогда он рассказал бы обо всем в стихах.

— Что ж, — вздохнул Евгений и встал. — Будем опрашивать все общежитие. И искать ростовщика. Могу вам железно пообещать, Полянский: я его найду. И если окажется, что вы заняли для Павла сумму меньшую, чем выручили за камеру…

— Зачем?! Зачем вам это нужно?! — плаксиво заговорил «диск-жокей». — Что это прибавит к делу?! Вы хотите втоптать меня в грязь?..

— Я хочу найти убийцу.

— Но я не знаю! Ничего больше не знаю! Почему я?.. Почему вам не поговорить с Грошевской?

— Грошевская ушла в час, Павла убили в три. При чем тут она?

— Это неправда, — окончательно капитулировал Полянский.

— Что неправда?

— Что Грошевская ушла в час ночи.

Евгений снова сел, пристально посмотрел на него:

— Что вы хотите этим сказать?

— То есть, может, она и ушла, но… потом вернулась.

— Когда потом?

Полянский глубоко вздохнул и заговорил бесцветным голосом, словно намеревался подчеркнуть, что это — действительно последнее, что ему известно, и что теперь ему уже все безразлично.

— Я видел, как в три часа пятнадцать минут от гостиницы… вот оттуда… отъехала ее машина. Прямо под окнами общежития она развернулась и помчала в сторону центра.

— Точно?

— По крайней мере, белая «таврия». Не думаю, чтобы это было совпадением. К тому же я знал, что Нелли была у Павла. А о том, что ушла она в час, узнал только наутро от вахтера, когда Павел не открыл на стук.

— Значит, той ночью вы не спали?

— Нет, я спал, я лег в начале двенадцатого. Слышал, как бубнили за стенкой — мужской и женский голоса. То есть Павел и Грошевская. Говорили они тихо, но очень эмоционально — похоже, ссорились. Да я не старался ничего расслышать, уснул почти сразу. А ночью проснулся…

— Только не говорите, что «до ветру»!

По тому, как осекся Полянский, Евгений понял, что именно это он и собирался сказать.

— Нет. Проснулся от хлопка двери в комнате Павла, хотя утверждать не берусь. Подумал, что ушла Грошевская. Сходил, как вы выразились, «до ветру» и выглянул в окно. Увидел ее «таврию», лег и уснул.

— Уснули?

— А что вас в этом настораживает? Почему я должен был не спать?

Евгений понял, что вытряхнул из него все и что в будущем их дорожки вряд ли пересекутся. Полянский был ясен, как оконное стекло в прозрачную погоду, и больше в этом деле не нужен.

— Вы рассказали обо всем этом следователю?

— Нет, конечно, вы же понимаете…