– Это заблуждение! Это величайшая наша ошибка! Гитлер пусть на время, но объединил их. И, пока он жив, и ему, и нам как союзникам Германии придется воевать на два фронта, – стоял на своем Номура.
– Гитлер?! Да он их всех переживет и если не сегодня, так завтра повесит Сталина на этом э… мавзолее.
– Повесит? А как же наступление русских под Москвой?
– Это последняя агония большевиков, – отмахнулся Курусу.
– Нет и еще раз нет! Мы очень плохо знаем русских, они еще себя покажут! Нам не хватит ресурсов выиграть затяжную войну. Мы уже сегодня задыхаемся от нехватки бензина, солярки и стали.
– Вот потому войну надо было начинать еще вчера! Когда нефть с промыслов Борнео и Малайи будет в баках наших самолетов и танков, они сразу станут шелковыми и сами приползут к нам на коленях!
– Это иллюзия! Продолжение переговоров давало нам шанс без больших потерь закрепиться на достигнутых позициях в Китае и дальше, не торопясь, протаптывать дорогу в Индокитай. Теперь у нас такой возможности уже не будет.
Курусу, и без того измотанный нервотрепкой последних дней, решил больше не спорить. Обхватив за плечи несговорчивого посла, он примирительно сказал:
– Китисабуро, я тебя прекрасно понимаю, ты отдал много сил, чтобы сблизить наши позиции с Америкой, и император ценит это, но…
– Это мой долг! Но сейчас какое это имеет значение, когда все полностью разрушено! – с горечью произнес Номура.
– Именно – долг! – ухватился Курусу. – Сегодня император требует от нас большего! Завтра мы должны сказать в глаза врагу, что объявляем ему войну. Это тяжелая ноша, и она легла на твои и мои плечи. Нам понадобится железная выдержка, враги не должны прочесть на наших лицах и тени сомнения. Они должны увидеть в нас непоколебимую уверенность в будущей победе нашего императора и устрашиться японской военной мощи!
– В этом, Сабуро, ты можешь не сомневаться! – заверил посол.
– А я и не сомневался! – сказал Курусу и поторопил: – Времени у нас осталось мало. Надо немедленно уничтожить все документы, касающиеся операции и нашей агентуры в США.
В ту ночь свет в окнах посольства Японии не гас до утра. Первой в огонь полетела шифровка Того, вслед за ней – секретные архивы разведки и донесения агентов. В углу обширного посольского двора полыхал громадный костер, в пламени которого догорали последние мирные надежды посла Китисабуро Номуры.
В это же время дешифровальщики ВМС США с помощью «Магии» приступили к раскодированию перехваченной депеши Того. Но уже ни они, ни сам президент Рузвельт, ни даже Господь Бог были не в силах остановить роковой прыжок «самурая». «Восточный ветер» вовсю раздувал паруса эскадры Нагумо.
…Густая чернильная мгла надежно укрыла японские военные корабли от воздушных разведчиков. Металлический корпус авианосца заскрипел и крупной дрожью отозвался на работу мощных машин. Маховики турбин набирали обороты, гребные винты вспенили воду за кормой, стрелки магнитных компасов заметались в своих медных котелках и застыли на курсе «Пёрл-Харбор». Эскадра на всех парах летела к американской военно-морской базе.
Тупой нос глубоко зарывался в волну и поднимал по бокам седые буруны. Мелкая изморозь оседала на крыльях и фюзеляжах самолетов, хищно нацеленных в небо жерлах орудий, поручнях капитанского мостика, фуражке и лице самого капитана. Вахтенные команды ни на минуту не покидали своих постов, так как никто не знал, когда с флагмана поступит боевой сигнал, но сердце подсказывало морякам, что бой может начаться в ближайшие часы.
Тревожно было и в кают-компании. Ужин давно закончился, но офицеры не расходились. Спонтанные разговоры возникали то в одном, то в другом месте и так же резко затихали. Говорили о каких-то второстепенных и несущественных вещах, вспоминали старые, полузабытые истории, но о том, что с ними будет завтра, старались не упоминать. Каждый понимал – этого завтра может у них просто не быть.
Внизу, в матросских кубриках, тоже чувствовали себя не лучше. Липкий и холодный страх остаться один на один с мыслями о близкой смерти заставлял моряков сбиваться в кучки. Молодые, полные сил и энергии, они не хотели умирать, все их существо противилось самой этой мысли. Необстрелянные новобранцы жались по углам и пугливо поглядывали на «стариков», те бодрились и нарочито громко рассказывали о боевых походах, об удачных стычках с противником.
Ближе к полуночи экипажи эскадры забылись в коротком и тревожном сне, лишь вахтенные и подвахтенные команды продолжали бодрствовать и вели корабли вперед, на встречу со своей и чужой смертью.
Океан тяжело ворочался и вздыхал, волна вскоре спала, и эскадра пошла на предельной скорости. Вода со змеиным шипением струилась вдоль бортов, укутанных сгустившимся туманом. Удача явно была на стороне вице-адмирала Нагумо и его экипажей: на пути к Пёрл-Харбору им не встретился ни один сторожевик, ни один воздушный разведчик американцев или британцев.