– Стой! – говорю я. – Да стой же. У меня фотосессия!
Бен останавливается, но только для того, чтобы стянуть куртку и набросить мне на плечи, и этого времени хватило для того, чтобы Лари шагнула к нам.
– Слушай, ты, набл с горы…
Я не увидела, а скорее почувствовала, как вспыхнули его глаза. Потому что харргалахт тоже вспыхнула.
– Ты вытащила мою женщину полуголую на улицу? – поинтересовался он. – И заставила ее рисковать собой?
У Лари натурально отвисла челюсть. У меня же ее, попросту говоря, заклинило, потому что как иначе объяснить то, что я даже ничего сказать не смогла, даже когда Бен подхватил меня на руки и понес к лифтам? В лифте я честно попыталась что-то сказать и не смогла снова. Потом была попытка на подземной парковке. Но расклинило меня, только когда я оказалась внутри его флайса, по-прежнему в его куртке, и когда дверца опустилась – бесшумно, а салон стал стремительно прогреваться.
– Это что только что было?
Ответа не последовало, поэтому я предприняла вторую попытку:
– Бен! У меня фотосессия!
Флайс никуда не двигался, я нажала кнопку открытия двери, но она не сработала. Я резко обернулась к нему в тот же момент, когда он резко обернулся ко мне.
– Ты чем вообще думала, Лаура?!
– Голос на меня не смей повышать! – огрызнулась я. – Чем я думала – не твоя проблема. Эта фотосессия – мой заработок на три месяца.
– Я о том, что ты полезла туда без страховки. В холод. У тебя вообще мозги есть?!
– Открой дверь!
Вместо того чтобы открыть дверь, Бен коснулся панели зажигания.
– Ты меня вообще не слушаешь?!
– Нет, – прорычал он. – Это ты меня не слушаешь! Адреналин и гормоны, я все понимаю, но ты сейчас рисковала не только собой, но и ребенком! Тебя это абсолютно не смущает? То, что на первых месяцах не стоит переворачиваться вниз головой, – тоже? Хотя твоей голове это абсолютно не повредит, хуже уже не будет.
Я на миг опешила, а после просто рванулась к нему, намереваясь как следует врезать кулаками по его груди. Он перехватил меня раньше, чем я успела это сделать, перехватил и дернул на себя, и я впилась злым поцелуем в его губы. Хотя по-хорошему стоило сказать – укусила, во рту мгновенно полыхнуло металлическим привкусом, и в то же мгновение полыхнули его глаза и харргалахт. Его ладонь сжалась на моих волосах, горячие пальцы продолжением скользнули по шее. Я потерялась в этой странной, грубой и злой ласке, падая в нее и вцепляясь пальцами в его плечи, – до боли, до прерванного судорожного вздоха, когда по губам скользнул холодный воздух.
В этот момент флайс задергался как неисправная стиральная машинка на максимальных оборотах, и я поняла, что попросту лежу на приборной панели. Или сижу на коленях у Бена, но одно другого не отменяло, просто его рука впечаталась в схему запуска, а схему блокировки движения он еще не отключил.
Эти мысли вторглись в мое сознание поверх чувственных прикосновений – мои руки все еще на его плечах, взгляд упирается не то в его кровоточащую губу, не то в бешено бьющуюся на виске жилку. Сейчас я поняла, что избегаю смотреть ему в глаза, и в сознании почему-то мелькнуло: «Это больше не повторится».
Я проглотила эти слова вместе со вздохом и все-таки посмотрела прямо. В упор.
В горящую истинным огнем радужку с раскрывшимися вертикальными зрачками.
– Что, Лаура? – хрипло спросил он. – Куда побежишь теперь?
– Никуда.
Я снова глубоко вздохнула и осторожно перебралась на свое сиденье. Сердце все еще бешено колотилось, дыхание сбивалось.
– У меня вещи там, – сказала я. – Наверху. Все. Сумка, ключи…
Телефон не считается, его можно просто выкинуть.
– И платье не мое.
– За вещами схожу, – ответил Бен. – А ты сиди здесь.
– А давай ты не будешь говорить мне, что я должна делать?
– Принято. Останешься здесь или пойдешь со мной?
– Останусь, – сказала я.
У меня не было ни малейшего желания с ним куда-то идти. Особенно после того, что случилось. Особенно после того, как горели его прикосновения на шее… Как будто его ладонь до сих пор касалась кожи, а пальцы повторяли изгиб.
Ну и обуви у меня не было. Да.
На этой мысли я откинулась на спинку и закрыла глаза, считая про себя виарчиков, а когда Бен вернулся – открылась задняя дверца и он скинул на сиденье все, что осталось в фотостудии, запоздало вспомнила:
– Платье…
– Оно теперь твое.
Мне кажется, все, что со мной происходит, – это не моя жизнь. Что я просто наблюдаю со стороны, как какая-то незнакомая женщина живет за меня, и, наверное, это даже не странно. После того, как все перевернулось с ног на голову.
– Нет, – говорю жестко.
– Что – нет? – На этот раз Бен не позволяет дверце захлопнуться, резко тянет ее вниз. Закрывается она со щелчком, а в следующий миг уже тихонько взрыкивает мотор.
– Нет, ты не будешь покупать мне платья.
– Давай ты не будешь мне говорить, что я должен делать?
Он возвращает мне мои же слова, но кто бы знал, как это сейчас бесит. Бесит как никогда!
– Ты мне никто, – говорю я. – И я не принимаю такие дорогие подарки.
– Никто, – повторяет он, и в салоне становится еще жарче.