Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

Дмитрий Красноголовец и Петр Бойко сообщили, что через станцию проходит много эшелонов на Сталинград. В них — продукты, теплое обмундирование, боеприпасы, оружие, горючее и, конечно, солдаты.

По возвращении в Ровно мы решили, не теряя времени, передать эти сведения в Москву. Валя зашифровала радиограмму, растянула антенну, отрегулировала передатчик и приготовилась начать передачу. Но в это время открылась дверь, и на пороге появился немецкий офицер, живший в соседнем доме. Узнав, что приехал Пауль Зиберт, он решил зайти и посидеть в его компании, тем более что интеллигентный обер-лейтенант всегда был щедрым на угощение.

Что делать? Сорвать передачу? Кузнецов не мог такого допустить.

Извинившись перед гостем, Николай Иванович зашел в комнату, где сидели мы с Валей, и тихо произнес:

— Замотайся платком и вместе с передатчиком лезь под одеяло. Сеанс не срывай. А я займусь этим офицером.

Мы с Шевчуком нащупали в карманах пистолеты — пусть только сунется сюда непрошеный гость.

Валя сделала так, как приказал Кузнецов: положила радиостанцию в постель рядом с ключом морзянки, наушники на голове замотала большим платком, легла и накрылась пушистым теплым одеялом. Она лежала, выстукивая ключом текст шифровки, и, словно действительно больная, тихонько стонала.

А в это время в соседней комнате Пауль Зиберт угощал гитлеровца. Когда тот дошел до такого состояния, что еле ворочал языком, гостеприимный хозяин даже разрешил своему гостю зайти посмотреть на «зейр шойн фрейлейн», которая заболела в дороге и теперь вынуждена лежать в постели, вместо того чтобы с ними пить коньяк и веселиться.

Валя так понравилась гитлеровцу, что Кузнецову пришлось силой выволакивать его из комнаты.

— Фрейлейн ист кранк, фрейлейн ист кранк, — бормотал немец.

Вести передачи из одного места было опасно. Через несколько дней в кварталах неподалеку от дома Приходько появился автопеленгатор. Передачи пришлось прекратить.

— Придется переехать в Здолбунов, — предложил Кузнецов.

Мы отправились на поиски подходящей квартиры, но, сколько ни искали, не могли найти. Поместить радиостанцию у Шмерег мы не могли — нельзя рисковать складом оружия. Да и вообще в Здолбунове, этом важном железнодорожном узле, служба пеленгации работала не хуже, чем в Ровно.

Пробовали на период сеансов выезжать в ближайшие леса, на окраину села Новомильского, но это было сопряжено с большими неудобствами и риском, забирало много времени.

— Радиосвязь — хорошее дело, но как ни жаль, а придется от нее отказаться, — решил Кузнецов. — Много лишних хлопот она нам причиняет. Пеленгаторы засуетились, как осы в гнезде. Собирайся, Валя, поедем в отряд.

— Николай Иванович, — на глазах девушки заблестели слезы, — за меня не беспокойтесь. Я ничего не боюсь. Вот увидите — все будет в порядке.

— Нет, казачка, мы не имеем права так рисковать. Ты будешь полезна в отряде, а мы поищем другие способы связи.

В тот же день мы проводили Валю с ее «приданым» в лес.

НЕРАВНЫЙ ПОЕДИНОК

Коля Приходько выполнял роль связного между нашей разведывательной группой и партизанским «маяком». Почти ежедневно на велосипеде или пешком, а когда выпал снег — на санях пробирался он до Кудринских хуторов, за Тучином, передавал информацию, которую нам удавалось собрать в городе, и получал для нас пакеты от командования.

Он был сильный, напористый, смелый, эти черты воспитывались в нем с детских лет.

У путевого обходчика Тараса Приходько было много детей. Нищета, лишения, а иногда и голод надолго поселились в железнодорожной будочке, одиноко, сиротливо стоявшей невдалеке от Здолбунова. Ребенком Коля остался без матери.

Осенью тридцать девятого года, когда в Здолбунов пришла Красная Армия и над зданиями взвились алые флаги, Николай пошел работать на станцию. Он начал учиться в вечерней школе, вступил в комсомол и стал одним из активных его членов. Перед самой войной его назначили инструктором райкома ЛКСМУ.

И вдруг — война. Фашисты приближаются к Здолбунову, железнодорожные пути на станции забиты военными эшелонами, составами с грузом и эвакуированными. Николай понимает, что его место на станции: там труднее, там он может принести больше пользы. И девятнадцатилетний юноша возвращается на железную дорогу. Он не знает ни сна, ни отдыха и до последних минут не оставляет свое место в штабе по эвакуации. Буквально из-под носа оккупантов уезжает и сам на Восток.

В Пензе, куда были эвакуированы почти все работники Ковельской железной дороги, сошлись наши судьбы. Коля тогда работал в системе водоснабжения депо. Тут мы впервые встретились, и мне сразу же понравились его искренность и откровенность, его честность и непримиримость к любой фальши. Мы подружились. Вскоре наша компания ковельских железнодорожников выросла. Сюда прибыли Петя Голуб, Саша Яцюк, Александр Данилович Середенко. Всех нас объединила одна судьба. Все мы стали партизанами.

Помню: иду я однажды на работу и встречаю Колю.

— Привет, земляк! — говорю.

— Здоров!

— Куда собрался, не к невесте ли?