Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн

– Два года пытки! – тихо повторил Демба. – Нужно называть вещи своими именами. Тюрьма – это пережиток инквизиции и самый страшный из ее приемов. Мелкие пытки – дыбы и колодки – упразднены, но худшее из мучительств узилище – мы сохранили. День и ночь быть заключенным в тесной камере, подобно зверю в клетке, – разве это не пытка?

– Сиди спокойно, Стани. Иначе я не могу работать.

– Да, и люди это знают, и все же ходят в театры и на прогулки, и едят, и спят. И никого не лишает аппетита и приятного самочувствия и здорового сна сознание, что в это же время тысячи других подвергаются пытке заключения. Если бы люди были в состоянии вполне уяснить себе эти слова: «Два года тюрьмы», продумать их до конца, то не могли бы не зареветь от ужаса и отчаяния. Но у них притуплено сознание, и только однажды низвергнута была Бастилия.

– Но должны же существовать наказания.

– В самом деле? Конечно. Наказания должны существовать. Слушай, Стеффи, я доверяю тебе одну тайну, но не пугайся: наказаний не должно быть на свете.

Демба глубоко перевел дыхание. Покраснев от волнения, запинаясь, хрипло и фанатически он продолжал:

– Не должно быть наказаний! Наказание – безумие. Наказание – это запасной выход, куда устремляется человечество, когда возникает паника. Наказание виновато в каждом преступлении, какое совершается и будет совершено.

– Это я не понимаю, Стани.

– Что человечество властно наказывать, в этом корень всякой духовной отсталости. Если бы не существовало кар, то давно найдено было бы средство сделать невозможным, ненужным и бесцельным любое преступление. Как далеко пошли бы мы вперед, не будь у нас виселиц и тюрем! У нас были бы несгораемые дома и не существовало бы поджигателей. У нас давно уже не было бы оружия и не было бы убийц. У каждого было бы то, в чем он нуждается и чего желает, и не было бы воров. Иногда у меня мелькает мысль: как хорошо, что болезнь – не преступление! Иначе у нас не было бы врачей, были бы одни только судьи.

– Будь же спокойнее, Стани! Я так не могу работать.

– Не выходит у меня из головы маленькая дочурка женщины, моей соседки по лестнице. У этой девочки тоже было однажды столкновение с карающей Фемидой. Мать, держа ее на руках, соскочила с площадки трамвая и упала. Ребенок попал под предохранительную сетку прицепного вагона, ему раздробило ногу, и ее пришлось ампутировать. Казалось бы, и мать и дитя в достаточной мере несчастны теперь. Но нет, этого мало! Тут только выступает на сцену правосудие и желает их покарать. Матери предъявляют обвинение в нерадении и приговаривают ее к денежной пене в тысячу крон. Она – вдова почтового чиновника. Но тысяча крон у нее есть. Она их отложила для своей девочки. И ребенок, ставший калекой, должен еще стать нищим: так желает правосудие! Ребенок должен голодать. Видишь, как обстоят дела, когда карают судьи человеческие! И этим-то судьям, с их гнусной манией «наказания», я должен был отдаться в руки?.. Ты еще не кончила, Стеффи?

– Нет! Ничего не выходит! Цепочка слишком крепка! Ничего не выходит, Стани! – всхлипнула Стеффи и взглянула с отчаянием и безнадежностью на несчастные руки Станислава Дембы.

Глава X

– Что с тобой, обезьянка? Мне кажется, ты плачешь. Что случилось?

Господин Стефан Прокоп так внезапно появился в комнате, что у Дембы не было времени спрятать руки под накидку. Студент замер на стуле в неподвижной позе и нашел временный приют для своих рук под доской стола.

– Что-нибудь произошло между вами? – спросил Дембу господин Прокоп.

– Решительно ничего, – сказал быстро Демба. – Стеффи плачет потому, что мою собачку переехала подвода; это ее так взволновало.

Он видел с большим беспокойством, что господин Прокоп направляется к дивану, откуда можно было заглянуть под стол.

– Переехала? – спросил Прокоп.

– Да. Подвода с мясом.

Руки Дембы искали прикрытия за спинкой одного стула, но так как господин Прокоп неожиданно прервал свой обход комнаты, то им пришлось поспешно скользнуть опять под стол.

– А я совсем не знал, что у вас есть собака, господин Демба. Помню хорошо: когда вы у нас жили, то терпеть не могли собак.

Господин Прокоп лег на диван.

– Она ко мне пристала, – сказал Демба. Пространство под столом оказалось прибежищем сомнительной ценности.

– А какая она была? – интересовался господин Прокоп.

– Маленький пинчер в коричневых пятнах. Разве вы не помните, я ее как-то приводил сюда? – объяснял Демба и силился отгородиться от господина Прокопа широкой спинкой стоявшего поблизости стула.

– В самом деле, что-то припоминаю. – Господин Прокоп выпустил из своей трубки облако дыма в воздух. – Как бишь звали ее?

– Кир, – сказал Демба, которому в этот миг пришла в голову только кличка его утреннего врага. Господин Прокоп вытряхивал в это время трубку, и нужно было быстро воспользоваться этим мгновением.