Прыжок в ночь

Удирая, фашисты все же успели ее поджечь, и, когда мы ступили на деревенскую улицу, огонь хозяйничал по избам вовсю. Тушить его было некому. Около трети изб остались целыми. Во дворах и на улице валялись трупы немцев, обгоревшие лошади и коровы. В повозках разгромленного обоза нам удалось обнаружить хлеб, консервы, галеты и, на радость курильщикам, сигареты и сигары. Все закурили. Для мужской солидности закурил и я толстую сигару с золотым ободком. Дымил, а- не курил.

Собравшись всем взводом в уцелевшей избе и соорудив коптилку, уселись за стол.

Занималось утро.

Нашлись три бутылки трофейного шнапса. Пригубили все по глоточку за удачное начало. Где-то за печкой по-домашнему трещал сверчок. От горевших в печке дров дрожало в полутьме, отражаясь на стене, пламя. Словно в доброе мирное время, сидели мы, молча наблюдая за игрой огня и теней. И только автоматы, винтовки и ручные пулеметы, с которыми мы не расставались даже за столом, напоминали отнюдь не о воскресной охотничьей прогулке.

Первоочередная задача, поставленная командованием, была нами выполнена. Была она выполнена и другими батальонами бригады. Десантники с боями овладели деревнями Дерговичная, Татьяниха, Жердовка. Штурмом овладели станциями Вертехово и Угра.

Нескольким разведгруппам бригады удалось даже перебраться через Варшавское шоссе и установить связь с частями 50-й армии Болдина. Но 50-я армия не смогла прорвать фронт, как было намечено командованием, и соединиться с нами.

Отразив наступление армии со стороны фронта, гитлеровцы обрушились на нас, имея превосходство в живой силе и технике. Силе врага мы могли противопоставить только маневр, решительность действий и отвагу. Не дрогнули десантники.

Всем нам не терпелось сцепиться с гитлеровцами, померяться силами. Накопилась, накипела на душе ненависть, искала выхода. И бой грянул!

* * *

Наш взвод, в составе роты, разместился в снежных траншеях на левом фланге занятой нами деревни. Проделав в снежном бруствере небольшую канавку, я поудобнее приладил винтовку, вынул из сумки гранаты и вставил в них запалы. По всем правилам, с деловитой солидностью, готовился я к бою. То же самое делали и мои друзья.

- Ребята, будьте осторожней, не теряйтесь и не горячитесь, стреляйте прицельно. Фрицы полезут (в том, что они полезут, мы не сомневались)- подпускайте их поближе и бейте наверняка, - наставлял нас заботливый «Садко».

Первая рота занимала траншеи справа. Третья расположилась еще правее, на другом фланге деревни. Часов в десять утра со стороны опушки (куда прошлой ночью так поспешно уносили свои ноги гитлеровцы) прозвучал минометный выстрел, и над нами просвистела первая мина, с грохотом разорвавшись поблизости. Вслед за нею по всей деревне загремели, загрохотали взрывы. Мины с воем и оглушительным грохотом рвались вокруг, осколки со скрежетом проносились над нами и с шипением врезались в снег. По деревне, из конца в конец, носились обезумевшие лошади и гибли от осколков. Смятенно метался по траншее Трошин, не находя места, где можно было бы укрыться надежнее. Лежа, мы все пережидали вражеский огневой налет. Неприятная штука - прикрываясь только собственной спиной и слушая нарастающий вой очередной мины, думать и гадать: разнесет или пронесет? Обида и злость брала: фрицы лупят вовсю, а ты лежи и жди, когда они кончат, а ответить на их удар нечем. Не хватало у нас тяжелого вооружения. На весь батальон был один 120 мм миномет и две сорокапятимиллиметровые пушки, да и те без боеприпасов - не успели, еще по воздуху доставить. Поэтому и приходилось гнуться к земле и кланяться каждой вражеской мине.

Интенсивный обстрел, не ослабевая, продолжался минут двадцать. Мы думали, тем дело и кончится. Но нет. Минометы умолкли, на смену застрочили пулеметы, как будто швейный цех заработал. Мы на огонь не отвечали, ожидая, что предпримут фашисты. А в роте и взводе уже были убитые и раненые. Среди убитых оказался и нескладный Трошин. Осколком мины был ранен в руку лейтенант Топорков. Командование взводом взял на себя помкомвзвода (помните: «Макарий бы вас побрал!»).

После непродолжительного пулеметного огня снова засвистели фашистские мины. Назойливость противника стала понятной, когда от стены леса (метрах в четырехстах впереди), словно частокол за частоколом, стали отделяться цепи гитлеровцев в зеленых шинелях. Впереди наступавших двигались два танка, ведя огонь из пушек и пулеметов.

- Держись теперь, Мишка, - сказал я себе., ставя прицельную рамку винтовки на отметку триста метров.

- Не трусь, ребята!- крикнул Иван, поднявшись в траншее во весь рост.

- Фашисты на испуг хотят взять. Черта с два! Нас не испугаешь, не на таких напали! - яростно потрясал он винтовкой, не обращай внимания на свист пуль.

Чаще и дружней захлопали наши выстрелы. Прижатые ливнем пуль, мы укрывались в траншеи, слушая, как над нами с присвистом, срывая с бруствера снег, проносились струи смертоносного металла.

Как только огонь затихал, мы поднимались и снова били по врагу. Не считаясь с потерями, фашисты продолжали наступление.