Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе

Спира пожал плечами. Куда идти во время войны? Нужно всегда опережать на шаг своего преследователя. Опасно сейчас везде, но, возможно, кто-нибудь из Сопротивления что-нибудь придумает. Потом он назвал знакомое мне имя: Альберт Гершкович, певец; он тоже пытается получить удостоверение. Затем Спира впервые упомянул Швейцарию.

Через несколько дней у меня было удостоверение личности на новое имя. Вместо Лео Бретхольца я стал теперь Полем Мёнье. Местом рождения вместо Вены стал Страсбург. Мне вдруг снова вместо двадцати одного года волшебным образом стало восемнадцать. Я всегда выглядел моложе своих лет, а теперь мог это официально доказать. Что касается Страсбурга, то, прежде чем делать фальшивые документы, Спиру спросили, могу ли я говорить по-французски. Да, ответил он, но с немецким акцентом. Ладно, ответили Спире. Фамилия же Мёнье была очень распространенной. Вместе с Альбертом Гершковичем, который тоже получил фальшивые документы на новое имя, мы решили направиться в Швейцарию.

Итак, опять прощания. Мы расставались сквозь слезы.

— Надеюсь, швейцарские девочки тебе понравятся, — поддразнила меня Сюзи.

— Спасибо, что разрешили ночевать на вашем чердаке, — сказал я мадам Леруа.

— Если вернешься, — ответила она, — можешь опять им пользоваться.

— Благодарю вас, — сказал я, — надеюсь, в этом не будет необходимости.

Я надел берет и вышел на улицу. Было воскресенье, четвертое октября 1942 года. Спира проводил меня на вокзал, где уже ждал Альберт. Он тоже был в берете. Мы оба старались выглядеть обыкновенными французами. Или, во всяком случае, не теми, кем мы были на самом деле: двумя евреями, пытающимися бегством спасти остатки своих изломанных жизней.

— Будь осторожен! — сказал Спира, обняв меня за плечи.

Потом он повернулся и ушел, не оглядываясь. Когда наш поезд отошел от станции, я повернулся к Альберту и сказал:

— Вот и кончается наше бегство.

— Будем надеяться, — ответил он.

У него был голос ангела и сердце фаталиста. Некоторые детали бегства были мне известны. Подполье разработало для нас планы, но кто мог с уверенностью сказать, сработают ли они? Мы опять вступали в неизвестность, оставляя наших близких далеко позади, полагаясь на чужих, помогающих нам сохранить свободу.

У нас был адрес в Эвиан-ле-Бане, курорте на Женевском озере. Там мы должны были связаться с французом по фамилии Со, который организует нам переход через границу в Швейцарию.

Мы добрались до Эвиана вечером и нашли месье Со в маленьком доме на холме. Он выглядел лет на тридцать, был спокойным, вызывающим доверие. У нас возникло чувство, что он уже неоднократно помогал при нелегальном переходе границы.

Нам нужно было пересечь Альпы. Я любил подниматься в горы, хорошо их знал, но немного нервничал, беспокоясь о своей паховой грыже. Пришлось соорудить самодельный бандаж, и я надеялся, что он мне поможет. Альберт был нервным и замкнутым.

— Я буду вашим проводником, — сказал месье Со, — пока мы не доберемся до Швейцарии. Там я возьму плату. Пятьдесят франков с каждого. Это только за то, что я доведу вас до границы. Сегодня вы можете переночевать в моем доме как гости.

В Германии и Бельгии моим проводником был Беккер. «Принеси плату монетами, — сказал он, — чтобы деньги не размокли». Каждый раз вспоминая это, я смеялся. Теперь нам нужно было пересечь горы, и я надеялся, что этот Со знает свое дело. Вечером, укладываясь спать, Альберт, казалось, оживился. Потушив свет, мы легли в кровати, и он стал напевать итальянскую народную мелодию, потом еще одну, пока мы не погрузились в сон.

На рассвете следующего дня мы, погрузив в рюкзаки еду и термос с горячим кофе, отправились в путь. От Эвиана до швейцарской границы по шоссе меньше двадцати километров — на велосипеде это около часа езды. Но мы не могли воспользоваться ни шоссе, ни велосипедом. Наш путь лежал через горы, и на него нам требовался целый день и еще ночь.

Мы были в высоких горных ботинках и теплых пальто. Месье Со энергично шагал через лесистую местность. Чем выше мы поднимались, тем уже становилась дорога. На высоте тысяча двести метров она достигала своей наивысшей точки. Дорога шла через густой лес, и низкие ветви деревьев вынуждали нас все время наклоняться. Вид был захватывающим, но мы почти не смотрели по сторонам, а наклоняли головы, сгибали плечи и руками защищали глаза от ветвей.

В полдень мы, немного запыхавшиеся, с легким головокружением, расположились на поляне пообедать. Ноги у меня болели. Они замерзли и были натерты до волдырей. Нужно было надеть носки потолще. Мы отдохнули минут тридцать, а потом до сумерек продолжали подъем.

— Ну, самое трудное позади, — сказал Со, — дальше будет только вниз.

Вид снова был величественный — внизу лежало мерцающее Женевское озеро. Когда сгустился сумрак, огни на швейцарской стороне заиграли, отражаясь в темной воде. Сам факт огней был потрясающим. Вся Европа была затемнена, но нейтральная Швейцария сияла морем огней, которые я воспринимал как знак гуманности, как конец моего бегства.