Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе

Мы шли в темноте еще несколько часов, после чего решили отдохнуть. Ноги у меня ужасно болели. В стремлении поскорее попасть в безопасную Швейцарию я не хотел останавливаться, чтобы проверить их, и теперь они горели огнем. Альберт, поскольку был полнее меня и старше на пятнадцать лет, очень устал. Он стонал и потел, несмотря на холодный горный воздух.

Месье Со достал из своего рюкзака два пледа, и мы легли в густую траву луга, идущего немного под уклон рядом с нашей тропой. Я разулся, давая ногам отдых, но носки оставил, чтобы не озябнуть. На рассвете наши береты и пледы были покрыты изморозью и холод пробирал меня до костей. Кофе в термосе был еще горячим, и это очень помогло. Но мои ноги так опухли, что, когда я попытался натянуть ботинки, удалось мне это с большим трудом. Каждый шаг отдавался во мне острой болью, и все же я надеялся, что смогу добраться до долины.

— Последний этап, — сказал Со.

Он имел в виду себя. На востоке виднелось Женевское озеро, восходящее солнце сверкало, отражаясь в его воде. Когда мы добрались до узкого горного ручья, месье Со торжественно объявил: «C’est çа. C’est ici. La frontière». — «Пришли. Вот она, граница». Здесь он покинет нас. Я все больше нервничал, пока он пояснял дальнейший путь: через ручей — границу между Францией и Швейцарией и дальше в том же направлении по узкой тропе до пограничного села Сен-Гингольфа.

— В деревню не входите, — сказал он. — Обойдите ее и идите дальше по дороге в сторону северо-восточного берега озера. В направлении Монтрё.

— А как мы узнаем, что пришли в Монтрё?

— По ориентиру, — ответил он. — Замок Шато де Шильон виден на побережье издалека. Будьте очень осторожны.

Он ждал денег. Мы расплатились, попрощались, пересекли ручей и оказались в Швейцарии. Я широко улыбался, Альберт запел. Даже боль в моих ногах, казалось, в тот момент уменьшилась. Тридцать чудесных минут Швейцария была великолепной и свобода — удивительной. Но вдруг появился швейцарский пограничник с немецкой овчаркой.

Я был в шоке, но пытался скрыть это. Месье Со предупреждал нас о такой возможности. Пограничник, в зеленой форме и жесткой фуражке, держал собаку на поводке. Он потребовал наши документы и на прекрасном французском объявил:

— Следуйте за мной. Вы находитесь в Швейцарии незаконно.

Мы это и сами знали. В тот момент я понял, что питал слишком большие надежды, но и отчаиваться пока рано. Мы были задержаны как беженцы. Возможно, они отправят нас в соответствующий приемный лагерь, где поручат выполнять какую-нибудь простую работу и где мы до конца войны сможем остаться в мире и безопасности, как мой кузен Герби, находящийся в трудовом лагере с 1938 года.

Пограничник был настроен дружески — швейцарская версия люксембургских жандармов четыре года назад. «Расслабься», — пытался я жестами успокоить Альберта, я уже имел дело с такими чиновниками. Вскоре мы пришли на пограничную станцию в Сен-Гингольфе. Деревня была наполовину французской, наполовину швейцарской, граница проходила сквозь село. Нас оставили у сержанта, руководящего охраной границы, а пограничник, задержавший нас, ушел, дружески помахав рукой.

Внезапно все переменилось. Сержанта звали Арретас. Неизменно садистское выражение лица он носил как награду.

— Документы фальшивые, — с издевкой сказал он. — Я уже видел такие.

— Да, месье, — быстро признал я, понимая необходимость капитуляции, — эти документы фальшивые. С их помощью мы только добрались до границы.

— С ними нельзя въехать в Швейцарию, — грубо оборвал Арретас.

— Да, месье, — сказал я.

Я полез в рюкзак и протянул ему мои бельгийские документы. Альберт сделал то же самое. Я чувствовал жестокость в этом человеке и мучительно искал слова, которые могли бы все изменить в этот момент предельного нервного напряжения. Я хотел рассказать ему о нацистах, сгоняющих евреев лишь за то, что они — евреи, рассказать о нашем долгом походе через холодные Альпы, о моих болящих ногах и том, как мы восхищаемся Швейцарией за ее гуманность. И уже заранее знал, что все слова не имеют ни малейшего значения.

— Меня зовут Бретхольц, Лео Бретхольц, — проговорил я.

— Месье Бретхольц, — сказал он, — вы должны вернуться во Францию. Вы не имеете права оставаться в Швейцарии.

Я едва сдерживал слезы.

— Я родился в Вене, — пояснил я. — Бежал от фашистов. Я оставил в Вене мать и сестер.

Я хотел произвести на него впечатление своими искренними словами. Я прикидывался, что не заметил его упоминания о Франции, в надежде, что и он забудет об этом. Я слышал, как Альберт эхом повторял мои мольбы.

— Месье, меня зовут Гершкович, — говорил он. — Я родился в Польше, в Лодзе…