– И как часто у тебя случаются такие приступы затворничества?
– Да по-разному. Я в такие периоды либо читаю, либо сплю. На большее вообще не способен. Даже сексом не занимаюсь, если хочешь знать. Но сейчас я полон энергии и сил, так что буксовать не собираюсь.
– Ну уж про твою сексуальную жизнь мне в последнюю очередь хочется знать, – съязвила я.
Наконец-таки мы добрались до еврейской едальни. Ресторан – не ресторан, скорее гастропаб с приглушенным светом и стенами, на которых были написаны какие-то фразы на иврите. В полумраке под звуки совсем не еврейской музыки мы сели за барную стойку и заказали шакшуку с вишневым пивом. Сбоку стоял юнец, чье лицо было тронуто легкой, еще девственной щетиной. На вид ему было каких-нибудь двадцать три года. Одетый в модный свитшот и с пленочным фотоаппаратом Leica в руках, молодой человек болтал с персоналом и, невзирая на Марка, улыбался мне во все тридцать два.
– Это ваш близкий друг? – спросил меня молоденький, пока Марк отлучился помыть руки.
– Это мой коллега, – вежливо ответила я.
– Ну а ваш коллега не будет против, если мы выпьем кофе на неделе?
– Будет! – резко вместо меня ответил Марк. – Ты не иностранец, это ж сразу видно! И живешь небось в Петербурге!
Марк тыкал пальцем в юнца, словно у него в руках был пистолет.
– Sprichst du Deutsch oder Englisch?[41]
A-a-a, по глазам вижу, что nein![42] А значит – никаких свиданий! Все, мы тут едим, also, tsch"uss![43]Мне стало очень неудобно за поведение Марка. Он был груб, да и вообще кто дал ему право решать, с кем мне пить кофе. От агрессии и порции незнакомых слов бедный парниша явно растерялся. Он ведь никак не предполагал, что Марк так быстро вернется да еще обрушит на него тяжелую артиллерию немецкого языка. Фельдман вел себя очень глупо и, думаю, сам это прекрасно понимал. В глубине девичьей души мне было приятно, что в нем проснулась собственническая натура. Значит, ему было не все равно. Но та манера, как он это демонстрировал, заставляла меня краснеть.
Чтобы немного утихомирить эмоционального Марка, мне пришлось погладить его несколько раз по руке. Я и подумать не могла, что такое безобидное предложение вызовет столь бурную реакцию. У Маркуши от напряга даже вена над правым ухом немного разбухла. Выглядела она устрашающе, словно змея, которая готовится совершить удар по своей жертве.
Молоденький паренек, словно облитый ледяной водой из тазика, постоял еще несколько секунд и ушел. Его сопровождали негодующие взгляды персонала и посетителей, включая мой.
– Марк, да чего ты так завелся?! Это всего лишь одна чашка кофе с пустой болтовней на пару часов. Я ведь даже согласиться не успела, а ты на него так накинулся!
– Вот и нечего пустые разговоры разговаривать, тебе надо кучу текстов написать до отъезда, Макар ведь задания отправил?
– Так время-то еще есть. Что это ты про работу вдруг вспомнил?
– А то, Лиза, надо быть серьезней! Джаз требует полного в него погружения, а ты распыляешься на всяких там, вон, с лейками![44]
– И показал вилкой в сторону выхода.Марк произнес эти слова словно обиженный ребенок, которого лишили обещанного послеобеденного десерта. Слышать это было просто смешно! Я решила не заострять внимание на этом инциденте и спокойно доесть уже остывшую шакшуку.
Через час мы вышли на улицу, все такую же свежую, но уже менее шумную. Марк был спокоен, словно и не собирался раньше никого убивать из своего пальца.
– Совсем забыл сказать. Макар просил заехать в студию в пятницу. Мы решили, что тебе надо больше общаться с ребятами из группы, как-то подружиться с ними. Будет лучше, чтобы вы притерлись друг к другу до отъезда. А то, сама знаешь, в дороге всякое бывает. Подъезжай, как в прошлый раз. Ну, и я жду выполненные задания от тебя накануне, чтобы успеть их прочитать. Заодно и обсудим.
Марк проговорил свой монолог очень по-деловому. Такая внезапная перемена! Словно он big boss,[45]
а я его секретарша.– Kein Problem![46]
– ответила я. – Будет сделано в лучшем виде. Ты на такси?– Я, наверное, до дома пешком прогуляюсь, подышу, поразмышляю. Давай я тебя до метро провожу?
Мы дошли до Владимирской, так хорошо мне знакомой с институтских времен. Марк крепко обнял меня и спешно побрел в свою сторону.
Я ехала домой и ощущала себя на грани фола. Фола ин лав.[47]
Мысли о Марке заставляли меня глупо улыбаться сонным пассажирам в метро. Я чувствовала, как тепло заполняет все мое тело, насыщая им каждую клеточку организма. Я не знала, что это было на самом деле: эйфория, под действием которой наши крылья начинают расправляться, либо зарождение настоящего чувства, чьего появления я так ждала.