Прыжок за борт. Конец рабства. Морские повести и рассказы

Оглянувшись, я увидел Честера из Западной Австралии; я его немного знал. Он также смотрел вслед Джиму. Это был человек с невероятно широкой грудью, грубым, гладко выбритым лицом цвета красного дерева и двумя щетинистыми пучками серо-железных, толстых, как проволока, волос на верхней губе. Он скупал жемчуг, приводил к берегу суда, потерпевшие аварию, торговал и, кажется, занимался даже китобойным промыслом; по его словам, он испробовал все возможные на море профессии и не занимался только разбоем. Север и юг Тихого океана служили ему ареной для охоты, но теперь он покинул свои владения и поисках дешевого парохода. Не так давно он открыл где-то остров с гуано, но доступ к нему был труден, а бухта для стоянки, если и имелась, была отнюдь не безопасна.

— Дело богатое, не хуже золотой жилы! — восклицал он. — Как раз среди рифов Вэльполь; а если и правда, что якорь можно бросить на глубине сорока саженей, то что за беда? И штормы там бывают. Но дело — пальчики оближешь! Не хуже золотой жилы. Да что там — лучше! Однако ни один из этих болванов не хочет за него взяться. Я не могу найти ни шкипера, ни судовладельца, которые согласились бы туда отправиться. Вот я и решил сам развозить свой товар…

Для этого ему нужен был пароход, и я знаю, что в то время он с азартом торговался с одной гвебрской[5] фирмой, продававшей старую, оснащенную, как бриг, развалину в девяносто лошадиных сил. Мы несколько раз встречались и разговаривали. Он многозначительно посмотрел вслед Джиму.

— Принимает близко к сердцу? — презрительно спросил он.

— Да, очень, — сказал я.

— Значит, ни к черту не годится, — заключил Честер, — Неужто из-за такой ерунды стоит волноваться? Ну и мужчина! Нужно брать вещи такими, как они есть; если этого не делаете, лучше сразу сдаться. Все равно никогда ничего путного в этом мире не добьешься. Взгляните на меня. Я взял себе за правило ничего не принимать близко к сердцу.

— Так, — сказал я, — вы в самом деле видите вещи такими, как они есть.

— Хотел бы я увидеть сейчас моего компаньона, — пробормотал он. — Знаете моего компаньона? Старый Робинсон. Тот самый Робинсон. И вы не знаете? Тот самый… известный Робинсон. Человек, который в свое время провез контрабандой больше опиума и убил больше тюленей, чем кто бы то ни было из теперешних молодцов. Говорят, он брал на абордаж шхуны, охотившиеся у берегов Аляски за тюленями, когда туман был такой густой, что нельзя было отличить одного человека от другого. Страшный Робинсон! Вот он кто такой. Он — мой компаньон в этом деле с гуано. Такой блестящий случай впервые выпал ему в жизни.

Он зашептал мне на ухо:

— Людоед! Да, так его называли много лет тому назад. Помните эту историю? Кораблекрушение у западного берега острова Стюарта. Семеро добрались до берега; кажется, они между собой не поладили. Есть слишком привередливые люди… они не видят в деле хорошей стороны, не умеют принять вещи такими, как они есть… да, как они есть, мой мальчик! А каковы результаты? Ясно! Только одни волнения; возможно, и удар по голове; и это им на пользу. От таких людей больше проку, когда они помирают. Говорят, что лодка с судна «Росомаха» нашла его стоящим на коленях среди водорослей; он был в чем мать родила и распевал какой-то псалом, а в то время падал снежок. Когда лодка подошла к берегу, он вскочил и удрал. Целый час гонялись они за ним по скалам; наконец, один из матросов швырнул камень, который, по счастью, попал ему в голову, и парень упал без сознания. Вы спрашиваете, один ли он был на острове? Конечно! Но это такое же темное дело, как и история со шхунами, занимавшимися тюленьим промыслом. Одному богу известно, кто здесь прав, кто виноват. На лодке расспросами не занимались. Они завернули его в брезент и поскорей отплыли, так как надвигалась ночь, море было неспокойное, а судно через каждые пять минут давало сигналы из орудий. Три недели спустя он был совсем здоров. Шум, какой подняли по поводу этого дела, нимало его не взволновал; он только сжал губы и предоставил людям орать вдосталь. Достаточно скверно было потерять судно и все имущество, чтобы еще обращать внимание на брань, какую ему приходилось слышать. Вот это — подходящий для меня человек.

Он поднял руку, давая этим сигнал кому-то, шедшему по улице.

— У него есть кое-какие деньжата, вот почему мне пришлось принять его в свое дело. Пришлось! Грешно было бы прозевать такую находку, а у меня в кармане ни пенни. Меня это больно задело, но я вижу вещи такими, как они есть, и считаю, если мне уж приходится с кем-то делиться, то пусть это будет Робинсон. Я оставил его завтракать в отеле, а сам пошел в суд, так как у меня есть одна идея… А, доброе утро, капитан Робинсон… Мой друг капитан Робинсон.

Худой патриарх в белом тиковом костюме и пробковом с зеленым ободком шлеме на трясущейся от старости голове, волоча ноги, перебежал через улицу и остановился, держась обеими руками за ручку зонтика. Белая борода с янтарными нитями спускалась до пояса. Недоумевая и не переставая моргать, смотрел он на меня из-под морщинистых век.